Изменить размер шрифта - +
Даже в самые унылые дни (а их было немало), ей удавалось что-нибудь записать. Например, в мае четырнадцатого года:

Проснулась.

Оделась.

Съела завтрак: тост, бекон, яйца.

Читала «Чувства и чувствительность» неизвестного автора.

Съела обед: цыпленок, хлеб, сыр.

Спрягала  французские глаголы.

Писала письмо бабушке.

Съела ужин: бифштекс, суп, пудинг.

Дочитала «Чувство и чувствительность» — личность автора все еще неизвестна.

Подготовилась ко сну.

Легла спать.

Мечтала о нем.

Не надо путать эту запись с записью 12 ноября, сделанную в том же году:

Проснулась.

Съела завтрак.

Взялась прочитать перевод отрывка греческой трагедии. Напрасно. Большую часть времени провела, глядя в окно.

Съела обед: рыба, хлеб, горох

Спрягала латинские глаголы.

Писала письмо бабушке.

Съела ужин: жаркое, картофель, пудинг. За столом читала греческую трагедию — папа ничего не заметил.

Пошла к себе и переоделась ко сну.

Легла спать.

Мечтала о нем.

Но сейчас, когда произошло такое  важное событие, у нее не нашлось ничего сказать, кроме:

 Не могу поверить, что он это сказал.  

 — Ладно, Миранда, — пробормотала она, наблюдая, как засыхают чернила на острие пера. — Ты явно никогда не прославишься как лучший ведущий дневника.

— Что ты говоришь?

Миранда тут же захлопнула свой дневник. Она не услышала, как Оливия вошла в комнату.

— Ничего, — ответила она.

Оливия прошла в комнату и села на кровать.

— Какой ужасный день.

 Миранда кивнула и повернулась так, что бы быть лицом к подруге.

— Я рада, что ты здесь,— со вздохом продолжила Оливия. — Спасибо, что согласилась со мной переночевать.

— Не за что, — ответила Миранда совершенно искренне. Какие могут быть сомнения, если Оливия сказала, что нуждается в ней?

— Что ты пишешь?

Миранда посмотрела на дневник, только сейчас сообразив, что до сих пор держит дневник в руках.

— Ничего, — повторила она.

 Оливия уставилась в потолок, при этом поглядывая на Миранду краем глаза.

— Это не так.

— Так, к сожалению.

— Почему так грустно?

Миранда моргнула.  Доверившись Оливии, она могла получить самые неожиданные ответы на свои вопросы.

— Ладно, — быстро сказала Миранда, чтобы не передумать и недоумевая, как она решилась на это. Она посмотрела на дневник в своих руках, надеясь, что он даст ей подсказку, правильно ли она делает, пускаясь в такие откровения. — Это все, что у меня есть. Здесь — кто я.

Оливия поглядела на нее с сомнением.

— Это — книга.

— Это — моя жизнь.

— Почему, — поинтересовалась Оливия, — люди все так любят драматизировать?

— Я не говорю, что в этом моя жизнь, — нетерпеливо сказала Миранда. — Просто, здесь все, что было в моей жизни. Абсолютно. С тех пор, как мне исполнилось десять лет.

— Все?

Миранда подумала о тех днях, когда она покорно делала записи о том, что ела и делала многими скучными днями.

— Все.

— А я не могу вести дневник.

— Это точно.

Оливия повернулась на бок, подперев голову рукой.

— Ты не должна была соглашаться со мной так быстро.

Миранда только улыбнулась.

Оливия откинулась назад.

— Я подозреваю, что ты напишешь, что я не усидчивая.

— Уже.

Повисла тишина, а затем Оливия спросила:

— Действительно?

— Если я правильно помню, то я написала, что тебе все быстро надоедает.

Быстрый переход