Остановив проходящее такси, Смайли втолкнул по‑прежнему молчащего Джино на заднее сиденье машины и сказал шоферу:
– В аэропорт. Рейсовый в Лос‑Анджелес через двадцать минут. Успеете.
– Пожалеешь, старик, – только и сказал Джино.
Но Смайли не испугался угрозы, зная, что тот просто не успеет привести ее в исполнение. Сегодня он более или менее оправится от шока, переночует в Лос‑Анджелесе, а оттуда на автомашине прикатит в Санта‑Барбару на виллу шефа. Два дня у них уйдут на разговоры и планы отмщения, а может быть, шеф придумает новый вариант встречи с Селестой. Тем временем Смайли уже будет дома, на Бермудах. А там пусть попробуют за ним поохотиться: Гамильтон не Манхэттен, не Сентрал‑парк и не Сорок пятая улица. Авто, сбивающее вас прямо на тротуаре, выстрел из‑за угла или пластиковая бомба, заложенная в радиатор вашей машины, – все эти модерн‑убийства для здешних курортов не характерны. Да и Корнхилл, заинтересованный в благополучном здравии директора‑администратора, дремать не будет. Конечно, опасность всегда опасность, но Смайли не был трусом.
Расчет его оказался верным. Никто не помешал ему в срок закончить все дела и благополучно снизиться на аэродроме Майн‑Айленда. Здесь его встретил меланхолично настроенный Рослов, поведавший ему местные сплетни и новости вперемежку с жалобами на вынужденное бездействие.
– Мак‑Кэрри торчит в Лондоне. Волынка с институтом все еще тянется. Строительная площадка за городом уже найдена, но владелец земли требует расплаты только наличными. Средства продолжают поступать, но пока не решится вопрос в ООН о международном руководстве института и о характере его деятельности, проблема финансовой базы все еще остается проблемой. Предприимчивые люди уже потихоньку начинают скупать земельные участки вокруг территории будущего института. Поговаривают, что к этому приложили руки Корнхилл и Барнс, но те многозначительно темнят или отнекиваются. Вокруг нашего рифа – суетня: шуруют на воде и под водой магнитологи и метеорологи, яхтсмены и аквалангисты. Любопытных бездельников разгоняют патрули Корнхилла, а осевшие здесь кое‑какие члены бывшей инспекционной комиссии что‑то записывают. От контактов с Селестой предложено пока воздержаться, следовательно, нам делать нечего. Я уже сто раз просился домой – не пускают. Говорят, нужен человечеству. А я хочу, кроме того, быть нужным только одному человеку, но этот человек намерен прочно связать свою научную судьбу с Невидимкой. Ну не к Селесте же ревновать – вот и терплю. Жду помаленьку. В общем, скучно. Хоть бы ты чем повеселил.
– Повеселю, – пообещал Смайли.
Уже вечером в своем кабинете под неоновой надписью снаружи и с огромным глобусом‑баром внутри Смайли рассказал Рослову о недавнем нью‑йоркском приключении.
Как он и ожидал, Рослов заинтересовался.
– Почему они обратились именно к тебе?
– Был один случай… – замялся Смайли.
– Не виляй, может быть, дело серьезнее, чем ты думаешь.
Путаясь и запинаясь, – видно было, что воспоминания не доставляют ему радости, – Смайли поведал Рослову историю своего знакомства с неким деятелем, которого его приближенные почтительно именовали шефом. Смайли только начинал свой кладоискательский бизнес. Тогда‑то в одном из фешенебельных клубов Майами он и познакомился с рослым мужчиной с фигурой борца и голосом полкового командира. Тот сразу же продемонстрировал свою симпатию к начинающему бизнесмену, проиграл ему несколько партий на бильярде и в заключение попросил об одном одолжении.
– Я улетал тогда в Мехико, где меня ждали клиенты – два богатых молодчика, которых мне удалось заинтересовать перспективой поисков клада на одном из необитаемых островков в Карибском бассейне. Багажа у меня почти не было. Вот шеф и попросил меня отвезти в Мехико небольшой чемодан – «кое‑какие сувениры для друзей из Акапулько. |