— Но вы приедете одна?

— Разумеется.

Монте поджидал ее в назначенном месте. Он непринужденно, по-товарищески, взял ее под руку и повел.

— На вокзале Майо есть вполне приличный ресторанчик… Времени у нас достаточно. Думер[47] не может приехать раньше девяти… Мы слегка закусим, и я вам расскажу все, что произошло в ассамблее.

В прилегающие к авеню переулки прибывали войска; слышался конский топот; полицейские с плащами на руках размещались, словно стрелки, вдоль пустых тротуаров.

— Третья Республика держится крепко, — заметил Монте. — Мне говорили, будто начальник полиции сказал: «За порядок я ручаюсь в любом случае… Но если выберут одного, мне нужно две тысячи человек, а если другого — то шесть тысяч, вот и все».

Они взяли такси; шофер обернулся к ним.

— Итак, кто же? — спросил он.

— Думер, — ответил Монте.

— Вот как? А откуда он родом? Если с юга — будет хорошо.

— Старики из сената знают юг лучше нашего, — вздохнул Монте.

За обедом он рассказал, как протекало собрание.

— Атмосфера была зловещая… В кулуарах пахло изменой и затхлостью… Как только объявили результаты первого тура, вокруг Бриана образовалась страшная пустота… От этого сгорбленного старика, который вдруг остался в одиночестве в Зеркальной галерее, веяло чем-то шекспировским… Я подошел к нему; он мне сказал, стараясь казаться веселым: «Что ж вы хотите, они голосовали за своего президента».

— Сент-Астье, вероятно, торжествуют?

— Конечно; она шумела больше всех… Вопила на весь Трианон.

Они направились к авеню Булонского леса пешком; вдоль тротуаров скапливался народ. Монте где-то добыл два стула и помог Денизе взобраться на один из них. Рядом с ней стоял какой-то толстяк в очках; отстраняясь от него, Дениза оперлась на Монте. Он стал молчаливым, его охватило чувство нежности. Он думал о том, каким бы он чувствовал себя сильным, будь возле него такая женщина. Потом вспомнил свою юность, юность несчастного студента, и день, когда он пришел в этот район нарочно для того, чтобы разжечь свою ненависть к богатым, наблюдая, как женщины вроде этой вполголоса отдают распоряжения своим шоферам. Полицейские офицеры высших рангов прохаживались посреди пустой улицы. Издали послышался рокот голосов; показалась небольшая машина, сидевшие в ней двое мужчин с беспокойством смотрели по сторонам. Дениза, которую Монте поддерживал, обхватив за талию, склонилась вперед и увидела вдали приближающихся лошадей, сверканье сабель, синее облако всадников. Экипаж был так тесно обрамлен сопровождающими, что лица президента они не увидели. Вокруг раздавались приветственные возгласы. Толстяк в круглых очках крикнул, размахивая шляпой, что-то невразумительное. Все уже кончилось. Вслед за кортежем устремился поток такси. Монте на мгновенье задержался на стуле, ради удовольствия чувствовать возле себя Денизу. Человек в круглых очках обратился к ним:

— А собственно говоря, кто это проехал? — спросил он.

Дениза рассмеялась. Эта фраза весь вечер веселила их.

Им не хотелось разлучаться. Ночь стояла ясная, теплая.

— Пройдемся вокруг прудов, — предложила Дениза.

Во время прогулки Монте откровеннее, чем когда-либо, говорил о своей ненависти, о своих колебаниях и надеждах. В ней росла большая нежность, искреннее желание поддержать, подбодрить его. Эти смешанные чувства были похожи на любовь. Когда они поздно вечером вернулись в Париж, он решился поцеловать ее. Сначала она не противилась, потом ласково отстранила его.

— Нет, — сказала она, — не надо… Я не принесу вам счастья… наоборот.