Изменить размер шрифта - +
Матушка родилась артисткой; она аккомпанировала себе с гениальным вкусом; невозможно было слушать равнодушно её пения. Будучи дочерью ученого, женою ученого, она совершенно бросила книги и все прочие приятные искусства, чтобы предаться музыкальному своему влечению. С восторженной меланхолией проводил я целые часы, принимая в душу её пение. Легко представить себе, какое превращение такой образ жизни произвел в моем детском нраве, и как мало по малу вредило оно моему здоровью: я худел, сделался вял, уныл, жаловался на головную боль, на боль желудка. Призвали Г. Скиля.

   – Крепительных, крепительных! сказал Г. Скиль. Не давайте ему углубляться в книги, пусть играет больше на воздухе. Поди сюда, друг мой; вот этот орган слишком много развит! (Г. Скиль был френолог и показал пальцем на лоб мой.) О! о! вот шишка идеализма.

   Отец положил свои манускрипты, и стал ходить по комнате, не говоря ни слова, до самых тех пор, пока Г. Скиль уехал.

   – Друг мой, сказал он тогда матушке, к груди которой я прижимал свою шишку идеализма, друг мой, Пизистрата надобно отправить в пансион.

   – Сохрани Бог, Роберт! в такие лета!

   – Ему скоро девять лет.

   – Он так много знает для своих лет!

   – Именно потому-то и надобно ему быть в пансионе.

   – Не понимаю тебя, мой друг. Правда, я ничему не могу научить его; но ты, – ты такой ученый…

   Отец взял руку матушки и сказал:

   – Теперь ни ты, Кидти, ни я, ничему научить его не можем. В пансионе найдутся учители…

   – Педагоги, вероятно невежи в сравнении с тобой.

   – Нет, не педагоги, а маленькие товарищи, которые опять превратят его в ребенка, сказал печально отец. Милая жена, помнишь ли орешник, посаженный нашим садовником? Ему было уж три года, и ты считала уже, сколько орехов принести он может, когда вдруг нашла, что его срезали почти до корня. Тебе стало досадно, но что сказал садовник? «Не надобно, сударыня, чтобы слишком молодое дерево приносило плоды.» – И здесь что же мы обязаны сделать? Остановить развитие плода, чтобы продлить жизнь растения.

   – Поеду в пансион, сказал я, поднимая слабую голову и улыбаясь отцу.

   Я тотчас понял его причины, и казалось, что голос жизни моей отвечал за меня.

   Глава VI.

   Год спустя после исполнения предположенного плана, я возвратился домой на время вакаций.

   – Хорошо ли учится Систи? сказала мать. Мне кажется, что он совсем не так умен стал и понятлив, как был до отъезда в пансион. Поэкзаменуй его, Роберт.

   – Я уж экзаменовал его, милая, и очень доволен. Он, теперь именно, таков, каким я надеялся, что будет.

   – Как, тебе кажется, он сделал успехи? сказала мать.

   – Теперь он и не думает о ботанике, сказал Г. Скиль.

   – А как он прежде любил музыку! со вздохом сказала матушка. Ах Боже мой! что это за стук!

   – Это пушка сына твоего выстрелила в окно, сказал отец. И счастливо еще, что в окно, а не в голову Скиля, как метил он вчера.

Быстрый переход