Изменить размер шрифта - +
  Мы  сейчас  стоим  на  границах
августа 1938 года.  Мы слиты  воедино.  Мы,  нация  немцев.  Наша  военная
промышленность вырабатывает вооружения в четыре раза больше,  чем  в  1939
году.  Наша армия в два раза  больше,  чем  в  том  году.  Наша  ненависть
страшна, а воля к победе неизмерима.  Так я спрашиваю вас: неужели  мы  не
выиграем мир путем войны? Неужели  колоссальный  военный  успех  не  родит
успех политический?
     К е й т е л ь.   Как  сказал  рейхслейтер  Борман,   военный   сейчас
одновременно и политик.
     Б о р м а н. Вы не согласны?
     К е й т е л ь. Я согласен.
     Г и т л е р.  Я прошу к завтрашнему дню  подготовить  мне  конкретные
предложения, господин фельдмаршал.
     К е й т е л ь. Да, мой фюрер. Мы приготовим общую наметку, и, если вы
одобрите ее, мы начнем отработку всех деталей".
     Когда совещание кончилось и все приглашенные разошлись, Борман вызвал
двух стенографисток:
     - Пожалуйста, срочно расшифруйте то, что я вам  сейчас  продиктую,  и
разошлите от имени ставки всем высшим офицерам вермахта...  Итак: "В своей
исторической речи 15 февраля в ставке  наш  фюрер,  осветив  положение  на
фронтах,  в  частности,  сказал:  "Никогда  еще  мир  не    знал    такого
парадоксального в своей противоречивости блока,  каким  является  коалиция
союзников". Далее..."



"КЕМ ОНИ МЕНЯ ТАМ СЧИТАЮТ?"                       (Задание)
__________________________________________________________________________

          (Из  партийной  характеристики  члена  НСДАП  с  1933  года  фон
     Штирлица, штандартенфюрера  СС  (VI  отдел  РСХА):  "Истинный  ариец.
     Характер  -  нордический,  выдержанный.  С  товарищами   по    работе
     поддерживает хорошие отношения.  Безукоризненно  выполняет  служебный
     долг.  Беспощаден к врагам рейха. Отличный спортсмен: чемпион Берлина
     по теннису.  Холост; в связях, порочащих его, замечен не был. Отмечен
     наградами фюрера и благодарностями рейхсфюрера СС...")


     Штирлиц приехал к себе,  когда  только-только  начинало  темнеть.  Он
любил февраль: снега почти  не  было,  по  утрам  высокие  верхушки  сосен
освещались солнцем, и казалось, что уже лето и можно уехать на Могельзее и
там ловить рыбу или спать в шезлонге.
     Здесь, в маленьком своем коттедже в Бабельсберге,  совсем  неподалеку
от Потсдама, он теперь жил  один:  его  экономка  неделю  назад  уехала  в
Тюрингию к племяннице - сдали нервы от бесконечных налетов.
     Теперь у него убирала молоденькая дочка хозяина кабачка "К охотнику".
     "Наверное, саксонка, - думал Штирлиц, наблюдая за  тем,  как  девушка
управлялась с большим пылесосом в гостиной, - черненькая, а глаза голубые.
Быстрый переход