|
.." Острый луч света резанул по глазам Штирлица. Он зажмурился и автоматически нажал на педаль тормоза. Из кустов выехали два мотоцикла СС. Они стали поперек дороги, и один из мотоциклистов направил на машину Штирлица автомат. - Документы, - сказал мотоциклист. Штирлиц протянул ему удостоверение и спросил: - А в чем дело? Мотоциклист посмотрел его удостоверение и, козырнув, ответил: - Нас подняли по тревоге. Ищем радистов. - Ну и как? - спросил Штирлиц, пряча удостоверение в карман. - Пока ничего? - Ваша машина - первая. - Хотите заглянуть в багажник? - улыбнулся Штирлиц. Мотоциклисты засмеялись: - Впереди две воронки, осторожнее, штандартенфюрер. - Спасибо, - ответил Штирлиц. - Я всегда осторожен... "Это после Эрвина, - понял он, - они перекрывают дороги на восток и на юг. В общем, довольно наивно, хотя в принципе правильно, если иметь дело с дилетантом, не знающим Германии". Он объехал воронки - они были свежие: в ветровик пахнуло тонким запахом гари. "Вернемся к нашим баранам, - продолжал думать Штирлиц. - Впрочем, не такие уж они бараны, как их рисуют Кукрыниксы и Ефимов. Значит, отмычка, которую я для себя утверждаю: личная заинтересованность в мире для Риббентропа, Геринга или Бормана. После того как я отработаю высшие сферы рейха, следует самым внимательным образом присмотреться к Шпееру: человек, ведающий промышленностью Германии, не просто талантливый инженер; наверняка он серьезный политик, а этой фигурой, которая может выйти к лидерам делового мира Запада, я еще толком-то и не занимался". Штирлиц остановил машину возле озера. Он не видел в темноте озера, но знал, что оно начинается за этими соснами. Он любил приезжать сюда летом, когда густой смоляной воздух был расчерчен желтыми стволами деревьев и белыми солнечными лучами, пробившимися сквозь игольчатые могучие кроны. Он тогда уходил в чащу, ложился в высокую траву и лежал недвижно - часами. Поначалу ему казалось, что его тянет сюда оттого, что здесь тихо и безлюдно, и нет рядом шумных пляжей, и высокие желто-голубые сосны, и белый песок вокруг черного озера. Но потом Штирлиц нашел еще несколько таких же тихих, безлюдных мест вокруг Берлина - и дубовые перелески возле Науэна, и громадные леса возле Заксенхаузена, казавшиеся синими, особенно весной, в пору таяния снега, когда обнажалась бурая земля. Потом Штирлиц понял, что его тянуло именно к этому маленькому озеру: одно лето он прожил на Волге, возле Гороховца, где были точно такие же желто-голубые сосны, и белый песок, и черные озерца в чащобе, прораставшие к середине лета зеленью. Это желание приехать к озерцу было в нем каким-то автоматическим, и порой Штирлиц боялся своего постоянного желания, ибо - чем дальше, тем больше - он уезжал отсюда расслабленным, размягченным, и его тянуло выпить. |
