Для круглого счета, скажем,
двадцать. Но эти двадцать тысяч вы обязаны вернуть, я для этого приехал.
- Приехал из-за денег... - поник Плавицкий головой. - Допустим; но почему же, Стах, вчера ты был совсем другой?
Поланецкого, который полчаса назад о том же спрашивал Марыню, вопрос этот совсем вывел из себя. Сдержавшись, он сказал:
- Давайте перейдем к делу.
- Не возражаю; но позволь мне сперва сказать несколько слов и не перебивай. Ты говоришь, процентов не платил. Верно. Но знаешь, какой у
меня был расчет? Твоя мать не весь свой капитал мне отдала, не знаю, к вашей ли пользе, но это дело другое. Она бы и не могла без согласия
опекунского совета. Так вот. Взял я деньги и подумал про себя: осталась женщина одна с ребенком на руках, неизвестно еще, как у нее сложится
жизнь, пускай хоть эти деньги, отданные в долг, останутся у нее про черный день, пусть проценты нарастают, со временем они ей пригодятся. И с
тех пор я все равно что ваша сберегательная касса. Твоя мать дала мне двадцать тысяч, а сейчас за мной двадцать четыре. Видишь, сколько! И ты за
это хочешь мне отплатить неблагодарностью?
- Дорогой дядюшка, - сказал Поланецкий в ответ, - да вы, никак, меня за дурака или слабоумного принимаете. Предупреждаю заранее: меня на
эту удочку не поймаешь. Вы сказали, мне двадцать четыре тысячи причитается, где же они? Верните мне их в таком случае! И пожалуйста, без этих
жалких слов...
- А ты имей, пожалуйста, терпение и не горячись, хотя бы из уважения к моему возрасту, - полным оскорбленного достоинства тоном возразил
Плавицкий.
- Мой компаньон через месяц вносит двенадцать тысяч в одно дело, моя доля составляет столько же. Я, кажется, ясно сказал и еще раз заявляю:
после двух лет бессмысленной переписки я не могу и не желаю больше ждать.
Плавицкий облокотился на стол, молча прикрыв рукою лицо.
Поланецкий с растущей неприязнью смотрел на него, ожидая ответа и спрашивая себя: “Кто он, плут или безумец? Или законченный эгоист,
который добро и зло меряет собственной выгодой? Или воплощенье того, другого и третьего?”
Плавицкий по-прежнему сидел, заслонив лоб, и молчал.
- Мне все-таки хотелось бы знать... - начал Поланецкий.
Но тот сделал знак, чтобы не мешал.
Наконец отнял руку от лица: оно сияло.
- Стах, - сказал он, - к чему нам ссориться, когда такой простой выход есть?
- Какой?
- Мергель!
- Что?!
- Привози своего компаньона, найди специалиста, пусть залежь оценит, и втроем оснуем компанию. Твой... как бить его, Бигель, пусть вносит
свою долю, ты тоже доплатишь, если нужно, - и дело пойдет, прибыль можно получить колоссальную.
Паланецкий встал.
- Извините, но я не привык, чтобы надо мной насмехались. Мне нужны деньги, а не мергель, и все, что вы говорите, - глупые и недостойные
уловки.
Наступило тягостное молчание. Плавицкий нахмурил лоб и насупил брови с видом разгневанного Юпитера. С минуту он взглядом испепелял
смельчака, потом, шагнув к стене, на которой висело оружие, снял с гвоздя охотничий нож и протянул Поланецкому.
- Есть и другой выход: убей! - И распахнул полы халата, но потерявший терпение Поланецкий оттолкнул его руку. |