– Когда ее укусила змея?

– Три недели назад, сказала она, когда очнулась, а потом снова потеряла сознание. Она конечно же свидетельница несчастного случая в Башне Девы. Когда будете говорить с ней, будьте осторожны. У нее очень высокая температура.

– Хорошо. Сюда поступила Биргитта Гульберг. Нам сообщили, что она умерла. Вы можете сказать что‑нибудь о причине смерти?

– Она поступила в отделение неотложной помощи уже мертвая. По словам парня, что работает на «скорой» и попытался сделать ей искусственное дыхание еще в башне, признаков жизни у нее не было уже тогда. Она выпила, и ее вырвало. Вероятнее всего, она задохнулась, в легкие попали рвотные массы.

– Есть ли на теле следы насилия?

– Не могу сказать. По прибытии сюда она, повторяю, была уже мертва. Мне пришлось заниматься другим пациентом, спасать того, кого еще можно спасти. Ужасно, но это так! Извините, я сейчас должен поговорить с родителями Биргитты Гульберг. Если вам тоже понадобится с ними побеседовать, можете воспользоваться этим кабинетом.

– Спасибо. Тяжелое у вас сегодня дежурство!

– Я сегодня тут с восьми утра, а домой уйду завтра в восемь. Сутки на работе – это иной раз тяжеловато. Пациент, который явится завтра в полвосьмого, хочет, чтобы я был с ним так же предупредителен, как в начале смены. Не важно, засунул он себе чеснок в ухо или рубанул по ноге. Если сегодня ночью еще что‑нибудь случится, я сделаю себе харакири!

Глава 40

Улоф неохотно поднялся и уступил Марии место около постели Моны. Та лежала в позе эмбриона, маленькая и бледная, выпростав руку на желтое одеяло. У нее стояла капельница. Казалось, Мона спит. Мария села. Улоф отошел к окну. Она видела его лицо, отраженное в темном стекле. Глаза у него блестели. Он зажмурился и прижал ладони к стеклу, по‑прежнему одетый в обрывки маскарадного костюма. Сквозь рваные штаны просвечивали красные плавки. Волосы спутались, грязное лицо – в полосах от слез.

– Неужели нельзя подождать с допросом? – раздраженно спросил он, когда Мария осторожно коснулась руки Моны и назвала по имени.

– Понимаю твои чувства, но время не терпит. Речь идет об убийстве, и оно может повториться. Не мог бы ты подождать в коридоре? Я выйду через полчаса.

– Я буду в столовой, – прошипел он в ответ и вышел, хлопнув дверью.

Мария взяла Мону за руку. Та была горячая и влажная.

– Мона, вы слышите меня? Мона!

– Да. – Она пошевелилась, но глаза не открыла.

– Я Мария Верн, из полиции.

Веки Моны задрожали.

– Вас укусила змея?

– Это Вильхельм…

– Вильхельм?

– Я взяла камень с кургана. Тут он укусил меня за икру. Это не я вела машину. Он крутанул руль, и машина полетела с набережной в воду. Мои дети. Мать ради сына пойдет на все! На все! Он не должен утонуть! Я упустила ситуацию. Я дала ему винтовку. А куда мне было девать оружие? Я побежала через торфяник.

– Боюсь, я не совсем понимаю.

– У нее бред от жара, – сказала медсестра, которая неслышно подошла сзади проверить капельницу. – У нее температура за сорок!

– Мона, вы знаете, что случилось с Биргиттой? – не отступалась Мария.

– Он был вынужден ее убить.

– Кто? – спросила Мария затаив дыхание.

– Змей, – прошептала Мона.

– Ей надо отдохнуть, – шепнула сестра. – Завтра ей наверняка будет лучше. Вас в столовой ждет Улоф. Он злится, что вы никак не оставите Мону в покое, у нее и муж только что умер, и произошло все остальное.