– Я понимаю. Но ситуация настолько серьезная, что я потребую для Моны Якобсон круглосуточную охрану. Ради ее же безопасности. Она – возможная свидетельница убийства. Мы не знаем, что убийца намерен делать дальше. Очень важно допросить ее, как только она придет в себя.

– А ты, Улоф, что ты сам думаешь обо всем этом? У тебя ведь, наверно, есть какие‑нибудь версии, кто это мог сделать? И твой отец, и твоя бывшая невеста мертвы. Поделись соображениями! – попросила Мария, когда Улоф рассказал ей о прошедшем вечере.

– Это сделал я. Черт меня дери! Я заставил ее выпить больше, чем она могла выдержать. Я просто озверел, что она хочет потратить свою жизнь на эту музейную крысу! Я хотел, чтобы ее вырвало! Это я один виноват! Но я не хотел, чтобы она потеряла сознание и захлебнулась собственной рвотой!

– Мы пока не знаем, отчего она умерла, – сказала Мария и взглянула Улофу в глаза.

– Отчего же еще? Она была молодая и здоровая.

– Как долго она находилась одна, пока вы ходили за Арне?

– Не знаю, примерно полчаса – минут сорок пять. Нет, подольше, наверное. Арне пошел в туалет и пробыл там по меньшей мере минут двадцать.

– Кто‑нибудь из ваших в это время был у башни?

– Нет, мы все были в беседке в Ботаническом саду.

– А есть у вас какие‑нибудь версии насчет того, что произошло с вашим отцом?

– Естественно, есть. Думаю, все дело в праве аренды участка. Он давно не ладил с местными мужиками. Видно, разгорелась драка. Это – непреднамеренное убийство. Виновный испугался и спрятал тело под камнями кургана в Валлеквиуре.

– Что понадобилось Моне у Башни Девы?

– Не знаю. Видимо, она шла за нами аж с Центральной площади, иначе она бы не догадалась, куда мы пойдем. Может, волновалась, как бы чего не вышло между мной и Арне. Откуда мне знать?

– Кто‑нибудь видел ее около Биргиттиного дома?

– Нет, никто не видел. Хотя мы бы вряд ли ее заметили.

– Мона знала, что у вас намечаются костюмированные проводы невесты?

– Да, я говорил ей об этом по телефону при последнем разговоре.

– Когда это было?

– Вчера. После смерти отца я звоню ей каждый день.

Глава 41

Посеревший, небритый, Трюгвесон тяжко опустился за стол. Мешки под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. Он смотрел прямо перед собой, ничего не говоря и вертя по столу чайную ложку. Молчание прервала Мария Верн:

– Я считаю, что Мона Якобсон нуждается в круглосуточной охране. Пока у нее в инфекционном отделении сидит Эк и ждет твоего решения. Ее перевели туда утром из отделения неотложной помощи.

Трюгвесон недовольно скривился и отпустил ложку. Та отскочила и упала на пол.

– У нас нет для этого ресурсов. Уже сейчас многие работают сверхурочно. Ведь там кругом медицинский персонал, разве этого не достаточно? Рядом с койкой у нее кнопка вызова. И вообще – одну ее оставляют редко и ненадолго. Чем, кстати, закончился твой ночной допрос? Это она сама считает, что ее жизнь в опасности? – спросил Трюгвесон и внимательно посмотрел на Марию из‑под полузакрытых век.

– Нет, Мона об этом не просила. Пожалуй, она сейчас не в том состоянии, чтобы думать о подобных вещах. Говорила она бессвязно, бредила от жара. Врач сказал, что у нее заражение крови – ее укусила змея, и место укуса инфицировалось. Она сказала, будто ее укусила змея у каменного кургана в лесу. Проклятье тому, кто возьмет камень с кургана! На месте, где мы нашли тело Вильхельма Якобсона, лежала змея с раздробленной головой. Возможно, Мона была там и спрятала тело под камнями.