|
Кто они - эти аристократы? Какое право имеют напускать на себя важность? Нахалы! Многие из них - потомки тех, кто поднялся на высоту только благодаря грабежам и маклерству! И кто-то осмелился назвать его дочь - его дочь - выскочкой! Да он пальцем не шевельнет, шагу лишнего не ступит, хоть бы ему предстояло встретиться с самим королем! Если Флер нравится окружать себя этими людьми, то почему бы ей этого не делать? Неожиданно у него замерло сердце. А вдруг она скажет, что он погубил ее "салон"? Ну что ж! Ничего не поделаешь. Лучше было сразу покончить с этой мерзавкой и уяснить себе положение. "Я не буду ждать Флер, - подумал он. - Буря в стакане воды!" Когда он поднимался по лестнице в свою комнату, до него донеслись звуки клавикордов. Он подумал, не просыпается ли от этой музыки его внук. Вдруг послышалось ворчание, и Сомс подскочил. Ах, эта собака лежит у двери, ведущей в комнату бэби! Жаль, что Дэнди не было внизу, уж он бы прокусил чулки этой рыжей кошке! Сомс поднялся наверх и посмотрел на дверь комнаты Фрэнсиса Уилмота, находившейся как раз против его комнаты. Очевидно, молодой американец тоже кое-что подслушал; но с ним говорить об этом нельзя - ронять свое достоинство! И, захлопнув свою дверь, чтобы звуки клавикордов не долетали до него. Сомс крепко закрыл глаза. VII. ЗВУКИ В НОЧИ Майкл никогда не видел Флер плачущей, и сейчас, когда она лежала ничком на кровати и, уткнувшись в одеяло, старалась заглушить рыдания, он почувствовал чуть ли не панический страх. Когда он коснулся ее волос, она затихла. - Не падай духом, любимая, - сказал он ласково. - Не все ли равно, что говорят, если это неправда. Она приподнялась и села, скрестив ноги. Волосы у нее были растрепаны, заплаканное лицо раскраснелось. - Кому какое дело - правда это или неправда! Важно то, что меня заклеймили. - Ну что же, и мы ее заклеймили кличкой "предательница". - Как будто этим поможешь делу! За спиной все мы говорим друг о друге. На это никто не обращает внимания. Но как я покажусь теперь в обществе, когда все хихикают и считают меня выскочкой? В отместку она оповестит весь Лондон. Разве я могу теперь устраивать вечера? Оплакивает ли она свою карьеру, или его? Майкл подошел к ней сзади и обнял ее. - Мало ли что думают люди, моя детка. Рано или поздно это нужно понять. - Ты сам не желаешь этого понять. Если обо мне думают плохо, я не могу быть хорошей. - Считаться надо только с теми, кто тебя действительно знает. - Никто никого не знает, - упрямо сказала Флер. - Чем лучше люди относятся, тем меньше они знают; и никакого значения не имеет, что они, в сущности, думают. Майкл опустил руки. Флер молчала так долго, что он опять обошел кровать и заглянул ей в лицо, хмурившееся над подпиравшими его ладонями. Столько грации было в ее позе, что ему стало больно от любви к ней. И оттого, что ласки только раздражали ее, ему было еще больнее. - Я ее ненавижу! - сказала она наконец. - Если я смогу ей повредить, я это сделаю. Он тоже непрочь был отомстить "Гордости гедонистов", но ему не хотелось, чтобы Флер думала о мести. У нее это было серьезнее, чем у него, потому что он, в сущности, был неспособен причинять людям зло. - Ну, дорогая моя, может быть, мы ляжем спать? - Я сказала, что не буду устраивать вечера. Нет, буду! - Отлично, - сказал Майкл. - Вот и молодец. Она засмеялась. |
