– Это именно то, чего я хочу, – с улыбкой, но голосом, полным неподдельного отвращения, произнесла Барбара. – Я как раз хотела у него попросить дать мне возможность уехать.

Слишком удивленная самомнением маленькой жабы, чтобы рассердиться, она громко рассмеялась. Это было ошибкой: Гаю не нравилось, когда смеялись прямо ему в лицо, даже если это было притворство с целью самозащиты. Каждая женщина, к которой он обращался, должна была умолять его о покровительстве, чтобы ее репутация не была испорчена. Прежде чем Барбара что то заподозрила, Гай схватил ее за локоть, потянул к себе и затем отпустил ее руку. Внезапный рывок вывел ее из равновесия. Она тихо вскрикнула и непроизвольно подняла руки, чтобы не упасть.

Если бы ее нежелание прикоснуться к Гаю не было таким же сильным, как страх упасть, все выглядело бы так, словно она пыталась броситься ему в объятия. Она ударила правой рукой его по плечу, заставив отступить на шаг назад, глубже в оконную нишу, и таким образом остановила свое падение. Барбара обернулась, чтобы дать ему пощечину, но поймала удивленный взгляд молодого человека, который стоял в нескольких ярдах от нее. Он был достаточно заметным, чтобы привлечь ее внимание, несмотря на то что она была так расстроена, – с непослушными прядями огненно рыжих волос и почти таким же красным от загара лицом. Богато одетый, он показался ей знакомым, и Барбара сделала реверанс, когда поспешила мимо него к центру комнаты, где новые выходки Гая были бы невозможны.

Она слышала, как рыжеголовый окликнул Гая, огрызнувшегося в ответ, и эта небольшая заминка спасла ее от немедленного повторения стычки. Тут она увидела пажа. Мальчик выглядел испуганным и спросил:

– Куда вы исчезли? Я ищу вас.

– Меня остановили на пару слов. – Барбара испытала облегчение от того, что ее голос не прозвучал, как карканье или скрип. – Прошу прощения. Я не знала, что ты ведешь меня прямо к Лестеру.

– Он сейчас занят, но вы должны подождать, и он будет… – Мальчик остановился, вздохнув с облегчением, когда увидел, что Лестер все еще разговаривает с невысоким человеком в одеянии священника, и прошептал: – Стойте здесь, леди Барбара. Граф позовет вас, когда освободится.

Барбара кивнула и улыбнулась Лестеру. «Он выглядит так, словно ему все до смерти надоело, – подумала она. – Это наверняка значит, что священник выдвигает какие то политические и финансовые требования, а не толкует о вопросах веры». Лестер обожал теологию и знал об этом предмете больше, чем кто либо еще, за исключением разве что особенно ревностных служителей церкви. Однако то, что духовное лицо обращалось с политической просьбой, означало, что ей не придется долго ждать. В самом деле, не прошло и четверти часа, как граф указал на нее своему собеседнику, по видимому, извиняясь.

Священник с поклоном удалился, и Лестер жестом подозвал Барбару, выступившую вперед и сделавшую реверанс. Он строго посмотрел на нее и сказал:

– Вы быстро вернулись из Франции, леди Барбара, и без разрешения.

Барбара широко раскрыла глаза и едва не засмеялась. Ее свадьба была для нее большим событием, но не имела ни малейшего значения для сложившегося в Англии критического положения, поэтому, по видимому, никто и не упомянул о ней графу.

– Я приехала, чтобы получить благословение моего отца, так как король Людовик выбрал для меня мужа, – пояснила Барбара. – Мой отец был так добр ко мне, что согласился с моим выбором.

– Мужа… – повторил Лестер.

Он смотрел на нее, не видя ее, и Барбара поняла, что невозможно было не упомянуть о ее свадьбе по забывчивости. Возможно, Генрих де Монфорт забыл сделать это, когда говорил об Альфреде, потому что был сосредоточен на влиянии Альфреда на Эдуарда, но Питер де Монфорт не осмелился бы пренебречь этим, не упомянув о приезде и отъезде ее отца и не объяснив, почему Норфолк посещал Кентербери.