Кумачовые полосы обвивали колонны,
висели над шатром главного крыльца. Перед крыльцом на мерзлой мостовой
стояли четыре серые пушки на высоких колесах. На крыльце сидели,
согнувшись, пулеметчики с пучками красных лент на погонах. Большие толпы
народа глядели с веселой жутью на красные флаги, на пыльно-черные окна
думы. Когда на балкончике над крыльцом появлялась маленькая возбужденная
фигурка, и, взмахивая руками, что-то беззвучно кричала, - в толпе
поднималось радостное рычание.
Наглядевшись на флаги и пушки, народ уходил по изъеденному оттепелью,
грязному снегу через глубокие арки Иверской на Красную площадь, где у
Спасских и у Никольских ворот восставшие воинские части вели переговоры с
выборными от запасного полка, сидевшего, затворившись, в Кремле.
Катя, Даша и Телегин были принесены толпой к самому крыльцу думы. От
Тверской по всей площади, все усиливаясь, шел крик.
- Товарищи, посторонитесь... Товарищи, соблюдайте законность! -
раздались молодые взволнованные голоса. Сквозь неохотно расступавшуюся
толпу пробивались к крыльцу думы, размахивая винтовками, четыре гимназиста
и хорошенькая растрепанная барышня с саблей в руке. Они вели арестованных
десять человек городовых, огромного роста, усатых, с закрученными за
спиной руками, с опущенными хмурыми лицами. Впереди шел пристав, без
фуражки: на сизо-бритой голове его у виска чернела запекшаяся кровь;
рыжими яркими глазами он торопливо перебегал по ухмыляющимся лицам толпы;
погоны на пальто его были сорваны с мясом.
- Дождались, соколики! - говорили в толпе.
- Пошутили над нами, - будя...
- Поцарствовали...
- Племя проклятое!.. Фараоны!..
- Схватить их и зачать мучить...
- Ребята, наваливайся!..
- Товарищи, товарищи, пропустите, соблюдайте революционный порядок! -
сорванными голосами кричали гимназисты; взбежали, подталкивая городовых,
на крыльцо думы и скрылись в больших дверях. Туда же за ними протиснулось
несколько человек, в числе их - Катя, Даша и Телегин.
В голом, высоком, тускло освещенном вестибюле на мокром полу сидели на
корточках пулеметчики у аппаратов. Толстощекий студент, одуревший, видимо,
от крика и усталости, кричал, кидаясь ко всем входящим:
- Знать ничего не хочу! Пропуск!..
Иные показывали ему пропуска, иные просто, махнув рукой, уходили по
широкой лестнице во второй этаж. Во втором этаже, в широких коридорах, у
стен сидели и лежали пыльные, сонные и молчаливые солдаты, не выпуская из
рук винтовок. Иные жевали хлеб, иные похрапывали, поджав обмотанные ноги.
Мимо толкался праздный народ, читая диковинные надписи, прибитые на
бумажках к дверям, оглядываясь на бегающих из комнаты в комнату,
возбужденных до последней человеческой возможности, осипших комиссаров.
Катя, Даша и Телегин, наглядевшись на все эти чудеса, протискались в
двусветный зал с линяло-пурпуровыми занавесями на огромных окнах, с
обитыми пурпуром полукруглыми скамьями амфитеатра. |