Огонь костра отбрасывал яркие театральные сполохи на лицо Медведя. Голос его был негромок, едва различим за плеском воды.

– Холодно было в резервации, – говорил он. – Трудная там жизнь. В доме мы никогда не могли согреться. И холодильник всегда пустой. А по утрам на окнах морозные узоры.

Рыжий Медведь замолчал, уставившись в огонь. Помолчали.

Наконец Леон проговорил:

– А еще что‑нибудь нам расскажешь?

Рыжий Медведь покачал головой:

– Я и рад бы. Я доверяю вам. Всем вам доверяю. – Он оглядел их всех по очереди: Леона, Кевина, Клыка. – Но существуют вещи, говорить о которых я не могу. Есть и другие, узнать которые еще не готовы вы. Кое‑что доступно лишь немногим.

Кевину захотелось уйти, забраться в постель, забыться сном. Слишком все это казалось странным.

Рыжий Медведь улыбнулся.

– Не волнуйтесь, – сказал он. – Через неделю‑другую я принесу жертву, и мы в точности узнаем, как нам действовать.

– Жертву? – удивился Кевин.

– Больше ничего сейчас не говори, Кевин. Скоро ты узнаешь, что я имею в виду.

Леон бросил в огонь свою сигарету:

– Может быть, ты имеешь в виду, что после этой жертвы я смогу свободно разгуливать по главной улице и никакие байкеры мне будут не страшны?

– О, конечно. Это я тебе гарантирую. Если все будет так, как я ожидаю, то через полгода викинг‑байкеров при виде тебя будет бросать в дрожь.

– Хорошо бы так, – сказал Леон.

9

Через неделю после этой исполненной важности беседы на берегу они вчетвером – Рыжий Медведь, Кевин, Леон и Клык – встретились в ресторане «Розовый бутон», грязной харчевне к югу от города возле Ридс‑Фоллз. Клык выглядел смущенным, так как по дороге в «Розовый бутон», где он бывал, по подсчетам Кевина, по меньшей мере раза три, он заблудился, и другим пришлось его ждать. Рыжий Медведь ничего ему не сказал, лишь глянул этими своими глазами эскимосской лайки. Сначала они шли в гору вдоль линии водопроводных труб. Потом свернули на трассу, проложенную сноумобилями, в это время года пустынную. Пройдя несколько сот ярдов, они отважились пойти по тропе, которая и тропой‑то могла называться лишь с натяжкой, потому что идти по ней было не легче, чем продираться через заросли. Мало‑помалу они добрались до гребня горы, выйдя на скалистую площадку.

Рыжий Медведь велел им разжечь жертвенный костер – точно так же, как разжигал его недавно он. Потом показал на луну, полную, но не до конца.

– Чудесно, – сказал он. – Просто чудесно.

Одет он был в штаны из телячьей кожи и такую же куртку, и то и другое с бахромой. Куртка к тому же была затейливо расшита бусинками. Такой картинный голливудско‑индейский наряд, подумал Кевин, выглядел бы глупо на другом, только не на Рыжем Медведе. На поясе у него болталась фляжка, а рядом висел длинный нож в чехле из телячьей кожи.

– Наша жертва ждет нас на том склоне горы. Вы трое оставайтесь здесь и не двигайтесь, что бы ни услышали, не двигайтесь. Возможно, вы ничего и не услышите. Когда я вернусь, я исполню ритуальный танец. Если все это кажется вам диким, если вы не можете воспринять чужую культуру, чужие обычаи, то я заранее прошу вас уйти. Уйти и больше не возвращаться.

Никто не шевельнулся.

– Но решив остаться, вы должны молчать об увиденном, не рассказывать об этом никому. Понятно?

Рыжий Медведь подошел к Кевину, почти вплотную приблизил к нему лицо с прозрачно‑бледными глазами:

– Понятно?

– Да, конечно. Понятно. Я остаюсь.

Точно так же Рыжий Медведь подошел к Леону. Леон тоже ответил, что остается.

Настала очередь Клыка.