Инга почти возненавидела школу за те муки, что там испытывала. Она заставляла себя ходить на уроки, концентрировать все внимание на учителе и не замечать тех, кто не желал замечать ее. Впрочем одна девушка, по имени Лу, часто заговаривала с ней, спрашивала домашнее задание или сверяла с ней свои письменные ответы на тесты. Но Лу совсем не нравилась Инге, более того - раздражала. У нее было плоское, как блюдце, желто-коричневое лицо, узкие, щелочками глаза без век и кошачий, пискляво мяукающий голосок. По-английски она говорила с жутким акцентом, из-за чего с ней трудно было общаться. Инга понимала, что эта эмигрантка из Пхеньяна оказалась в таком же положении, как и она, и пытается  найти в ней товарища по несчастью.

Бог, видно, сжалился над Ингой и с началом зимне-весеннего семестра послал ей подругу. У них в классе появилась бакинская армянка по имени Карина. Инга видела, что новенькая попадает в такую же ситуацию, в какой оказалась она сама. Для американцев она тоже была просто Russian, как все, кто прибыл из бывшего Советского Союза, просто беженкой, а следовательно неимущей. Ну а неимущие ни для кого здесь интереса, как правило, не представляли.

Девочка была очень приятная и интеллигентная. Инге представилась возможность не только обрести хорошую подругу, но и совершить благое дело, взяв шефство над новенькой, помочь ей внедриться в американскую среду, а главное - не почувствовать себя чужой и одинокой, как это случилось с ней самой.

Теперь они сидели на всех уроках вместе, на перемены и на ланч выходили вместе. Друг подле друга они смотрелись, как позитив с негативом - светлоглазая и светловолосая Инга и кареглазая брюнетка Карина. Вике, часто примыкавшей к  ним на переменах,  Карина тоже понравилась.  Но Инга восприняла это с неожиданной ревнивостью. Впервые обретя в Америке подругу, она не желала ни с кем ею делиться, даже с сестрой, довольно резко заявив ей, что для их компании она еще слишком маленькая. Вика не обиделась.Она была искренне рада, что Инга наконец не одна. У самой у нее подруги не было, но ее это нисколько не угнетало. Нося в себе целый мир, она никогда не скучала.

В тот день после уроков викин класс устроил вечеринку в школе - с музыкой, fast-food, cake и beverages. Готовились заранее, с воодушевлением. Продумали игры и развлечения. Помещение кафетерия украсили двухцветными шарами, серпантином и блестками, на скорую руку написали несколько смешных воззваний и плакатов, сдвинули столы, подключили магнитофон к динамикам. Мистер Кейдж, изменив своим привычкам, облачился в нормальную одежду. Скорее всего, он просто надел не мнущуюся рубашку. Ребята организовали несколько игр. Одна заключалась в том, что добровольца сажали на стул, а другой доброволец с завязанными глазами пытался накормить его с ложки фруктовым пюре. Под общий хохот он, естественно, попадал ложкой то в волосы, то в нос, то в ухо. Во второй игре смельчак должен был съесть целиком сырую луковицу у всех на глазах, за что получил, в качестве приза, небольшую подушечку, которая издавала неприличные звуки, когда ее подкладывали под соседа на стул.

Было довольно весело и бесшабашно. Все разговаривали одновременно, перекрикивая музыку и друг друга,  дурачились,  шутили на американский, совершенно непостижимый для Вики, манер - кто-то кого-то вымазал с ног до головы “кейком”, кто-то выкупал приятеля в пепси-коле. Мистер Кейдж весело смеялся вместе со всеми, не забывая воздать должное угощению. Если он и был приставлен к ученикам в качестве старшего наставника и надзирателя, то внешне своих обязанностей ничем не проявлял.

Когда набор незамысловатых игр был исчерпан, перешли к танцам, сразу выдававшим тайные предпочтения каждого относительно друг друга.