Потом всходит солнце, и сразу нестерпимо жарко. Пора спешить к машине!

Миролюбивые хищники

Лиловые цветы пустынного осота слегка раскачиваются от легкого ветра, и ажурная тень тонких листьев и веточек растения скользит по тенту. А вокруг солянки, самые разные: желтоватые, с красным оттенком, почти синие. Большое озеро тоже разное: зеленое, синее, лиловое. Вдали за ним коричневые горы.

Ветер почти затих, замерли тростники, звенит жара.

У осота беспрестанные посетители. Тонко жужжат крошечные пчелки-андрены, чуть пониже тоном — пчелы-листорезы, едва слышен шорох крыльев мух-жужжал, иногда раздается грозная песня большой осы-эвмены.

К вечеру озеро синеет, покрывается легкой рябью, из тростников выплывают чомги и громко кричат на все озеро: «Кончился день, начинается жизнь ночная!»

В это время осот покидают насекомые, и песня их крыльев смолкает. А еще позднее, когда загорается первая звезда, над берегами озера сперва тихо-тихо, потом громче, яснее, совсем громко поднимается тонкий звон. Над кустиками тамариска, над самыми разными зелеными солянками вьются в воздухе легкими прозрачными облачками мириады крошечных ветвистоусых комариков. Вьются деловито, настойчиво, исполняя трудный и предсмертный танец своих далеких предков под звуки траурной музыки прозрачных крыльев.

Рано утром первое, что видно, — перед глазами на потолке противомоскитного полога бездыханные тельца комариков, почти прозрачные, с нежными перистыми усами. У них скрючились ноги, высохло тельце, а две точечки черных глаз продолжают смотреть на мир, как живые.

Над кромкой тростников показывается красное солнце. Зеленые лучи пучками бегут по небу, отражаются в воде. Не спеша пролетают цепочкой белые пеликаны и тоже отражаются в воде. Под лучами солнца они совсем розовые с синими тенями.

Солнце открывает одну за другой ложбинки, покрытые солью, и тогда неожиданно над землей, над зарослями трав загорается тонкими нитями паутина. Она везде, всюду на сухих веточках, но больше всего ее на серых сухих кустиках прошлогоднего осота. И тот осот, что возле тента, тоже оплетен ею. Все опутано сверкающими нитями, и они увешаны гирляндами мертвых черноусых комариков с безжизненно повисшими роскошными перистыми усиками — тончайшим аппаратом чувств крошечного насекомого.

Тут же по нитям вяло ползают пузатые пауки, все вместе, рядышком, и полные степенные мамаши, и поджарые стройные отцы, и множество самых разных размеров — паучки-детеныши. Все они одеты в нарядные костюмы, украшенные тончайшим узором из темных полосок, линий, зигзагов, точек. На прозрачной нежно-зеленой груди сверкают черные полосочки, на голове выпуклые черные глаза, на крепких ногах торчат во все стороны острые, как кинжалы, щетинки. И никто из пауков не обращает друг на друга внимания. Такие неукоснимые хищники, они необычны в своем миролюбии. Еще бы! Ночная трапеза закончена, а пищи все еще вдоволь. Вон сколько висит ее на нитях. Каждый сыт по горло, объелся, ленив, равнодушен к окружающему. Изобилие пищи отразилось на характере хищников.

Солнце поднимается над озером, паутина перестает сверкать золотом, блекнет, будто растворяется в воздухе. Ветер тронул воду рябью, зашуршали тростники, и гирлянды комариков стали раскачиваться на нитях и осыпаться на землю. Один за другим прячутся паучки в надежные укрытия на весь долгий жаркий и ослепительный день. Паучки-дети находят укромные местечки в тени у оснований кустиков, паучки-матери забираются в уютные из тонкого белого шелка шатры, растянутые на сухих веточках растений, пауки-отцы пристраиваются вблизи белых шатров.

Когда же на землю опадают все мертвые комарики, тогда становится видно, сколько всюду развешено маленьких, не больше самих паучков кокончиков. Они сплетены из тончайшей паутины, а снаружи покрыты кудрявыми толстыми нитями.