IV
На следующий день после приезда Федор проснулся поздно и стал бродить по
дому.
Клава все время следила за ним: боялась, что потеряется.
Клавуше с трудом давалась жизнь без объективизированной нелепости; это
была как бы подмога ее душе... И такой нелепостью был для нее Федор... "И
ест он только по ночам и людей за зря убивает", - умилялась Клава.
Она была немного сексуальна и удовлетворялась любым способом, от
нормальных до психических. Но не раз вспоминала при этом Федора.
Вообще, чем нелепее случалась форма полового удовлетворения, тем больше
ей нравилось. Бывало, что засовывала она себе в матку и голову небольшого
живого гуся. Он только истошно махал крыльями, обсыпая перьями ее живот.
Большей частью это было громоздко и неудобно и гуси играли роль скорее не
средства, а символа.
Одному Богу, вне всякого сомнения, было известно, как она управлялась со
всей этой дикой бутафорией и какие функции выполняла вся эта живность. Но
Федя олицетворял в ее глазах не только сексуальную нелепость, но главным
образом нелепость постоянную, вечную.
Она не решалась с ним даже спать, и сама половая жизнь Федора была для
нее как темное ведро.
Клава, как тень, но издалека, сопровождала Федора за его спиной, когда он
шатался по разным закоулкам - закуткам дома.
"Лишь бы не повесился. Для виду, - думала она. - А здесь я его схороню...
Деньжищ у меня от отцовских делишек многочисленно... Да и работа - почти
домашняя, раз в два дня показаться!"..
...Двор, облепивший дом Фомичевых-Сонновых был не разделен забором
пополам, как обычно. И Федор, бродя по двору, не раз оказывался на
территории Фомичевых. Дед Коля окликал его, пытаясь с ним заговорить. Но
Федор пропускал все понятия мимо ушей; только Петенька, скребущийся
где-нибудь в углу, у забора, пугал его: Федор иногда боялся по-настоящему
крепких людей.
Поэтому он часто брел по ближайшим улочкам, особенно около пивной.
Правда теперь он не различал пива от воды; и вместо пива один раз мутно
выпил подсунутую кружку фруктовой жижи. Ему безразлично казалось, что
окружающие дома
- вечно ирреально пошатываются; и пошатывается даже воздух или тонет в
пелене; но стоило ему на чем-нибудь сосредоточиться, как этот предмет
выплывал из общей иллюзорности и становился устойчивым; хотя в сердцевине
своей оставался тем же маняще-неопределенным.
Поэтому Федор, когда пил пиво или просто где-нибудь сидел на скамье, то
для большей устойчивости он клал руку на голову подвернувшемуся мужику или
мальчонке.
Клава с тревогой чувствовала, что он внушает страх окружающим.
Так прошло несколько дней. Федор своим присутствием давил на людей.
Старушку-соседку Мавку он перепугал тем, что подошел к дыре в ее заборе и
долго, часа два, тяжелым взглядом смотрел в ее окно. Пустили слух, что он
ловит кошек за хвост. |