– За исключением некоторых, – сказал Трембицкий.

Ринелати ударил его по лицу.

– Прекратить! – приказал Ганновей.

– Неужели революционер не может позволить себе немного грубости? ехидно спросила Вивьена.

– Мы хотим быть вашими друзьями, – заявил Ганновей.

– Начните с того, что представьте нас самим себе.

– Это сумасшествие. Вы не пробудете на свободе и неделю. Я не могу допустить чтобы генератор попал в руки Маркус.

– Тогда помоги, чтобы он попал в руки президенту.

– Я уже объяснял вам…

– Такое объяснение нас не удовлетворяет, – прервал его Коскинен. Я хочу передать прибор властям, которые смогут воспользоваться им так, как необходимо. Ты, Ганновей, не входишь в число таких людей.

– Все это бесполезно, Карс, – прорычал Томсон. – Они фанатики.

– Трембицкий – да, – сказал Ганновей, – Но Пит кажется вполне разумным. Ты можешь посмотреть с нашей стороны точки зрения?

– Могу. В этом‑то все дело.

– Мне не хотелось бы быть жестоким. Но ты не сможешь выйти отсюда и умрешь от голоду через несколько дней.

Коскинен удивился тому, что не испытывает страха. Он хотел жить, как и любое другое существо, может даже больше. Но страха в нем не было. Только ярость.

– Я готов к этому, – возразил он. – Но тогда мое тело навсегда останется под экраном. Разве что вы разрежете генератор лазером, но это не поможет вам создать новый.

– Когда‑нибудь построим.

– Это будет очень долго. За это время люди пошлют экспедицию на Марс – может сам Абрамс финансирует ее. И марсиане помогут землянам создать новый генератор.

– Может быть, – Ганновей повернулся к своим пленникам и глаза его сузились. – Может ты и не боишься смерти, но не захочешь же ты, чтобы из‑за этого упрямства погибли твои друзья?

Трембицкий с негодованием сплюнул:

– Ну, разве он не мошенник?

– Слишком большая ставка, – сказал Ганновей, – я пойду на все.

Коскинена бросало то в жар, то в холод.

– Если ты убьешь их, – крикнул он, – ты убьешь последний атом надежды, который еще остается у тебя.

– Я не имею в виду немедленную их смерть. Ты можешь подумать три‑четыре дня.

Краска схлынула с лица Вивьены, она с трудом проговорила:

– Не слушай его, пит. Пусть будет, что будет.

– Ты еще не знаешь что будет. – Ганновей повернулся и сказал: Ребята, вы знаете, где находится аппаратура. Принесите ее сюда.

Советники вышли. Ганновей сел, закурил. – Можете поговорить друг с другом, – сказал он.

– Ви, – прохрипел Коскинен.

Она сделала несколько коротких вздохов, чтобы придти в себя.

– Не думай обо мне, пит. Мне не нужна жизнь, если за нее нужно помогать всем этим выродкам.

– Эй, вы! – крикнул Томсон. – Вы думаете, что нам приятно заниматься этим?

– Конечно, – сказал Трембицкий.

– Я понимаю вас, – сказал Ганновей, и в его голосе послышалось отчаяние. – Вы даже не можете представить, как я хотел бы, чтобы мы были друзьями. Мы могли бы столько сделать для планеты. Неужели я выгляжу преступником?

Трембицкий обратился к Коскинену:

– Они, скорее всего, пристрелят меня, но… – в его глазах стояли слезы, – …если я вдруг сломаюсь, не выдержу и попрошу тебя открыть экран, не слушай меня, Пит.