— Княже! — затараторил он, часто кланяясь на западный манер. — Не сомневайся, дознание проведем как положено. Наша вина, разбаловались людишки...

Русские бояре встретили Петрыку мрачными взглядами, чувствовалось, что между ними нет согласия.

— Дознание? — я ухватил его за пояс и притянул к себе. — Дознание, говоришь?

Ближники лязгнули мечами, свита маршалка и войта отпрянула, но потом тоже положила руки на сабли.

— Княже... — примиряюще забубнил войт. — Мы все решим, слово даю. Мы здесь на то и поставлены...

— А не вы ли с Петрусем литвином шашни водили? — Вяземский обличающе ткнул пальцем в Петрыку и войта. — Его человечек стрелу в князя пустил! Не лги, пес!!!

Бояре обличающе загомонили.

— Да что вы мелете?! — взвился Петрыка. — Я со всеми шашни вожу, ибо положено мне...

Я с трудом сдержался, чтобы не свернуть шею маршалку, хотя от него прямо несло предательством. Все дело в том, что хренов Свидригайло, так и не отдал мне Полоцк и Смоленск. Пообещал, сука, а потом начал резко сдавать назад. Риторика сменилась от «отдам» до «отдам после того, как Сигизмунда победим». Видимо почувствовал неладное, говорил же отец, что тот по-звериному чует опасность. А приехал я в Смоленск, как его посланник, проследить за тем, чтобы город выделил свой контингент на предстоящий поход. Впрочем, статус личного посланника дает мне право вершить правосудие от имени Свидригайлы. Если все замаскировать под выявление предательского заговора, можно очень качественно очистить город от литовской партии. Но, черт побери, я пока очень слабо представляю политическую расстановку. Татищев однозначно из русской стороны, а остальные?

Подумал и отпустил маршалка, решив сначала провентилировать обстановку.

— Вечером доложишь по дознанию...

— Как прикажешь, княже, как прикажешь... — зачастил Петрыка, зло стрельнув на меня глазами. — Все в лучшем виде устроим...

— Иди...

На постой стал специально на городском дворе Вяземского.

— Ты же наш, княже... — за обедом тот сокрушенно вздохнул. — Ить князя Юрия Святославовича, внук. Не пора ли вернуть все взад...

— А тебе зачем это? — нарочито грубо поинтересовался я. Хотя сам прекрасно понимал, что князь рвет банк, в надежде возвыситься. Так-то он кто? Удельный князек, ни власти, ни особого богатства — рулит Вязьмой, во всем вынужден подчинятся. А если сесть на Смоленск, хотя бы князем-наместником от меня — все резко меняется.

— Дык, нету жизни уже от кафоликов, притесняют православных... — начал тот. — Люди ждут, когда их ослобонят.

Я его оборвал.

— Ты понимаешь, что будет если мы сейчас возьмем город под себя? Свидригайло против Сигизмунда стоит, а ежели не выстоит?

Вяземский стрельнул на меня глазами.

— А я слышал, что вы с великим князем Василием раздор по-братски уладили и крест целовали? Нешто бросит нас? А ежели с Полоцком объединимся? Там свои люди есть.

— Не бросит, — сухо бросил я. — Но пока рано. А теперь рассказывай, кто в городе за нас, а кто против...

— Дык, Алексиевичи, Амбросовы, Бесищевы и Юрьевы и Бабоедовы, верно глаголю. Да я сам всю свою Вязьму под копье поставлю!

Вяземский дал полный расклад, выходило, что верных людей хватало, в том числе и в городской верхушке.

В голове постепенно сложился план, как одним махом выбить из Смоленска сторонников литвинской партии. Не для того, чтобы сейчас подмять город под себя, а на будущее.

Забрать под себя что Полоцк, что Смоленск сейчас не составляет никакого труда — население и большая часть боярства, которым литвины надоели хуже редьки, приняло меня как родного. Но в стратегическом плане ослаблять Свидригайло перед решающей схваткой с Сигизмундом уж вовсе глупо.