Но в стратегическом плане ослаблять Свидригайло перед решающей схваткой с Сигизмундом уж вовсе глупо. Опять же, Василю в Москве сейчас совсем не с руки сюда соваться — своих важных хлопот хватает. Вот разберемся с Жигимонтом и поляками — тогда посмотрим. А сейчас надо заразу с корнем выкорчевывать.
Для того, чтобы отдать нужные распоряжения ушло немного времени. Вечером приперся маршалок с присными для доклада:
— Оного Никитку подрядил Высогода, купчина польский, стоял в Борисоглебской слободе, но не успели, ушел уже... — уверенно бубнил маршалок. — Но не сомневайся, догоним, послали уже людей...
— Обязательно догоним! — вторил войт.
— Догоните? Ну что же... — я кивнул и глянул на Вакулу.
В тот же момент ближники налетели на сопровождение Петрыки. Хруст, лязг, сдавленные вопли, перешедшие в предсмертные хрипы — все было кончено за считанные секунды. Маршалка и войта поставили на колени, задрав им подбородки кинжалами.
— За что, княже, я же верой и правдой... — заныл Петрыка, но Вакула лениво ткнул его носком сапога под дых и тот тут захлебнулся рвотой.
— К кату, на дознание, — спокойно распорядился я. — И пошлите людей за остальными...
Через час в темницу притащили кучу народу, а самого Петрыку вздернули на дыбу.
Пытошная слегка огорчила: ну никакой фантазии в людей и инструментарии убогий: дыбы, плети да примитивные клещи. Правда, при этот я прекрасно понимал, что и этого минимума вполне хватает, чтобы достучаться до истины.
— Княже... — огромный палач, весь поросший рыжей шерстью как орангутанг, хлюпнул носом и смахнул слезу с плоской морды. — Ить мой дед еще служил твоему деду. И мои сынки при деле... — он показал на подмастерьев, возившихся с блоками дыбы. — Токмо скажи, а мы уже расстараемся...
— Как зовут тебя?
— Бодя, милостивец...
— Служи, Бодя и воздастся...
Присел на услужливо поданный табурет и неожиданно почувствовал себя полностью в своей тарелке.
«Опер он и пятнадцатом веке опер... — улыбнулся про себя. — Вот разберусь со всем, устрою Тайный приказ по всем правилам приказа об оперативно-розыскной деятельности. Извини, маршалок, ничего личного. Ну что, начнем, помолясь?».
Предстоящая пытка никакого отторжения не вызывала. Понятно дело, негоже над невинными людьми измываться, так-то над невинными. Еще в бытность работы в органах меня умиляло лепетание в стиле: надо все по закону и так далее. А ты, когда совершал преступление о законе думал? Так с какого хера с тобой должны обходиться по закону? Я налажаю — сам живо на дыбе повисну. В общем, нас никто не жалеет, и мы никого не будем жалеть.
Петрыка вздрагивал всем своим тучным телом, перепугано косясь на жутковатый инструментарий в жаровне с углями.
— Когда вошел в отношения с Сигизмундом?
— Да я не жисть!!! Княже, помилуй, верой и правдой...
Подмастерья провернули ворот, хрустнули кости. Маршалок задергался и гнусаво, на одной ноте завыл.
— Кто приказал меня убить?
— Княже-е-ее...
— Чего возитесь? Еще крутите.
— Скажу-у-у, помилуй...
Возиться долго не пришлось, литвин практически мгновенно раскололся до самой задницы. Заставлять наговаривать на себя тоже не понадобилось: он действительно верил в то, что победит Сигизмунд и готовился передать ему город. И даже переписывался с его окружением. Правда к покушению оказался не причастен.
Очень быстро вскрылся действительно настоящий заговор против Свидригайлы, в котором вместе с войтом и маршалком участвовало довольно много людей. И очень многие из верхушки города. Инициатор покушения тоже сыскался — на самом деле купчина с польскими корнями, но того уже успели удавить маршалковы люди, чтобы случайно не навел на них подозрения. |