Изменить размер шрифта - +
Однако продолжалось все это считанные минуты: контроль восстановился, и люди в белом немедленно вернулись к своим делам, словно ничего и не случилось.
     Когда он вошел в конюшню, там не было ни души. При свете единственной зажженной лампы он вышел во внутренний двор, где стояли фургоны странствующих артистов, остановился и прислушался. Никого. Японец осторожно раздвинул полотно задней части фургона, в котором ехал, и увидел наведенный прямо на него винтовочный ствол.
     — Эйлин просила тебя не убивать, — сказал мужчина.
     Курок уже был взведен, палец лежал на спусковом крючке, и Канацзучи понимал, что, как бы ни была стремительна атака, выстрелить этот человек успеет.
     — Я и сам не хочу, — продолжал незнакомец. — Но если потребуется — убью.
     Канацзучи взглянул ему в глаза. Серьезный человек. Ничем не выдал своего присутствия в фургоне. Умеет прятаться и, вне всякого сомнения, умеет убивать.
     — Чего ты хочешь?
     — Они захватили Иакова. Эйлин говорит, он для чего-то тебе нужен и ты хочешь заполучить его обратно. Это правда?
     — Да.
     — Тогда мне потребуется твоя помощь.
     Японец кивнул. Мужчина убрал палец со спускового крючка и снял курок со взвода, но оружия не опустил.
     — Где он? — спросил Канацзучи.
     — В том большом кирпичном здании.
     — Мы должны его оттуда забрать.
     — Как раз это я и надеялся от тебя услышать. Ищешь это? — Незнакомец бросил ему «косца».
     Японец поймал меч и вложил его в ножны одним неуловимым движением. Руки, сжимавшие ружье, не дрогнули.
     — Меня зовут Фрэнк.
     — Канацзучи.
     — Кана… Это по-английски что-нибудь значит?
     — Это значит «молот».
     — Ага, вот оно как, — промолвил Фрэнк, опуская наконец ствол. — Ну что ж, Молот, пойдем устроим здесь маленький переполох.
     Канацзучи отступил в сторону, и Фрэнк выбрался из фургона. Они осторожно присматривались один к другому: сближавшие их обостренное профессиональное чутье и общее дело уравновешивались великолепно развитым у обоих инстинктом самосохранения. Каждый ждал, когда другой сделает первое движение; наконец, словно партнеры в танце, оба повернулись и направились к конюшне.
     — При въезде они забрали у меня личное оружие, но винтовка, лежавшая в седельной суме, осталась. Да и заглянуть мне за голенище у них ума не хватило. — Фрэнк прикоснулся к рукояти запасного кольта. — Становится неспокойно. Ты ведь тоже это чуешь?
     — Да.
     — Похоже, это уродское шоу подходит к переломному моменту.
     — Переломи шею, устрани голову, и тело упадет.
     — О, ну это как раз по твоей части.
     — Прошу прощения?
     — Молот, это что-то вроде шутки.
     Японец задумался, потом кивнул.
     — Понял.
     Они остановились, не дойдя нескольких шагов до конца переулка. Смех, донесшийся следом за аплодисментами со стороны театра, неожиданно стих, сменившись жутковатой тишиной. Окна обоих этажей Дома надежды светились, широкое парадное крыльцо охраняли по меньшей мере шесть караульных.
Быстрый переход