Я залпом выплёскиваю в себя содержимое бокала, предупредительно наполненного одной из красоток. Провожаю её взглядом. Это не остаётся незамеченным.

— Нравится? — спрашивает Ратмир, щурясь. — Можете потрепать её по попке. Разрешаю. Навык пригодится… по легенде.

— Кто они вам?

— Прислуга, — небрежно бросает Ратмир. — Итак?

— Согласен.

— Вы сказали не подумав.

— Подумав, подумав. Я вообще быстро соображаю. Всё едино сами откажетесь от моих услуг.

— На это не уповайте. На вашу подготовку не пожалеем ничего. Игра стоит свеч. Историк, склад ума, внешность — всё одно к одному.

— Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец… Только дозвольте, барин, с родными проститься.

— Не дозволяю, — видимо, я меняюсь в лице, поэтому Ратмир поспешно объясняет: — Доставка ваша в оригинальной упаковке обошлась нам недёшево. Да, недёшево: в мире всё имеет свою стоимость, и мы ещё не отказались от всеобщего эквивалента, хотя обеспечен он не золотом. На прощальные визиты мы ресурсов не имеем. Если вы сейчас вернётесь в своё время — то окончательно. А мы, кажется, пришли к предварительному согласию. С нашей стороны, вам гарантируется здоровье и жизнь. И, по завершении миссии, возврат в тот момент времени, откуда вы были нами изъяты.

— И впечатления! — ревниво напоминаю я.

— И впечатления.

— Сколько же я должен здесь проторчать?

— На подготовку уйдёт примерно полгода. И год — на самое работу.

— Полтора года?!

Геологическая эпоха. Вечность. Без Маришки и Васьки, без мамы и папы, без тёщи и тестя, с которыми я неплохо лажу. Без милых моему сердцу архивов. Без папки из фальшивого крокодила, с потайной вытягивающейся застёжкой, где главный труд моей жизни: «В. Сорохтин. Механика социальных провокаций. Исследования культов личности». Безо всего на свете.

— Один шанс из пяти миллиардов, — доносится до меня размеренный голос этого беса-искусителя. — Вы единственный историк вашей эпохи, который отправится с особой миссией в прошлое. В очень далёкое прошлое. Абсолютно неведомое… Взвесьте и прикиньте. Ещё можно отказаться. Но нельзя будет ничего поправить. Да — и вы не только не теряете, но и приумножаете сокровища своего опыта. Нет — и всё остаётся как предначертано. Навсегда. И потом — так ли уж вы рвётесь назад, в ваше смутное время? В ваш затхлый, безнадёжно провинциальный, осенний городок? Вы ощущаете себя чужим в том времени и в том городе. Вы не любите их. Круг ваших привязанностей невелик. Жена, сын, ближайшие родственники, — похоже, он читает мои мысли. — Человечество живёт по своим, не слишком праведным законам. А вы всегда старались отойти в сторонку. Чтобы, боже упаси, не задели вас, не забрызгали грязью…

— Но я туда вернусь, — бормочу я.

— Да, но это будет другой человек. Мы переделаем вас. Вы станете сильнее. Во всех смыслах. Вы научитесь сражаться за место под солнцем и побеждать. В стране наступает эпоха естественного социального отбора, когда будет выживать лишь сильный. Вот вы исследовали теорию интриг и провокаций. Но у вас нет ни сил ни способностей применить её на практике. Мы дадим вам и силы и способности. Это ценный капитал. И это — наша плата за услугу.

— Кажется, вы всё же предлагаете мне расписаться на договоре кровью.

— Отчасти — да. Потому что изменится ваша личность, изменится и то, что принято называть душой. В каком-то смысле вы расстанетесь с нею — прежней.