Изменить размер шрифта - +
К тому же, Голиаф пока не родился, впрочем — как и все филистимляне, которые ещё только появятся двенадцатью веками позже. Для всех окружающих ты великий воин, и это истина. Тебя зовут Змиулан, и никто не спросит с тебя больше, чем ты умеешь. И вот ещё что: ты обязательно, неизбежно, в свой час вернёшься домой».

Это тоже была святая истина, которой нельзя было не верить.

Ладно… если всё так и есть… ничего тут не поделаешь…

И я действительно даже не мечтал о такой сказочной возможности увидеть своими глазами то, что никто до меня не видел.

… Но, сказать по правде, если бы я и стал кому-то предлагать сейчас свою душу — так это за обратный билет домой… в свой грязный, запакощенный, ненавидимый с детства городишко… в свою конурку, к Маришке и Ваське… к своим книгам и рукописям… и уж там, при свете настольной лампы, за кружкой перегоревшего вьетнамского кофе, перед чистым листом бумаги за рупь пятьдесят пачка, за мгновение до того, как шариковая ручка уткнётся в белую поверхность, можно и помечтать…

Я успокоился. Отдышался, утёр слёзы.

Подобрал обломок алтаря поувесистее — не помешает. Пригибаясь, на четвереньках, по-обезьяньи метнулся к проходу. Обернулся — на случай нежданной стрелы в спину. Вроде бы никого…

И всё же был чей-то внимательный, испытующий взгляд.

— Эй, где ты? — спросил я шёпотом.

«Ты… ты…» — запричитало эхо под закопчёнными сводами.

— Молчишь? Ну, хрен с тобой, как знаешь.

Я припал к холодному камню, напряжённо слушая, обоняя, осязая темноту перед собой. Там могли поджидать затаившиеся латники, прикрывая своими арбалетами беспорядочный отход балахонов. Там могла быть иная угроза. Или наоборот — свобода.

Где-то капает вода…

И ещё один едва различимый, приближающийся звук. Будто частый цокот копытцев. Если, к примеру, выпустить козлёнка на паркетный пол. Но откуда и зачем здесь козлёнок?.. Я попятился. Выставил дубину перед собой. Собрался, как тогда… в трамвае, тысячи и тысячи лет тому вперёд.

Сначала показалась голова. Потом, спустя какое-то время, — всё остальное.

Но мне для того, чтобы подавиться собственным желудком, хватило и головы.

 

Глава шестая

 

… всё как обещано. И убаюкивающий полумрак, и неизвестный Вивальди. И красивые женщины, статус которых в обиталище моего хлебосольного хозяина я так и не сумел определить. Не то жёны, не то, упаси бог, наложницы. Сказано же в некоторых забугорных прогнозах на будущее, что, поскольку девочки рождаются и выживают чаще, грядёт Великая Полигиния, а по-нашему — поголовное многожёнство… «Ответчик, поясните суду, чем вы руководствовались, отказываясь вступить с истицей в законный брак?» — «Гражданин судья, у меня уже есть одна жена…» — «Но вы должны понимать, что тем самым вы нарушаете основополагающие принципы законодательства о браке и семье, которые предписывают всякому физически и психически здоровому мужчине по достижении им сорокалетнего возраста иметь не менее трёх жён»… И красное вино в хрустальных бокалах. Спрашиваю название и тут же забываю. Такого вина я не пробовал тыщу лет. Только водку «из опилок», а чаще — разбавленный спирт. Да иногда, крайне редко, выстояв бесконечную и безумную от предвкушений очередину — пиво.

Лысого гиганта зовут Ратмир. «Младой хазарский хан»… Ну, молодости он явно не первой, и даже не второй. Признаться, возраст его для меня — загадка, ясно лишь, что не «младой». Черты лица под бурой коркой загара — как под вуалью. Оправка без стёкол придаёт его физиономии немного комичный вид. Но в остальном — самый доподлинный хан.

Быстрый переход