– Точно, что ли?

– Точно.

– Дай‑ка я посмотрю...

– Ты уже смотрел.

– Это когда было? Это час назад было.

– Ну на, смотри. Доволен?

– Может, он просто спит?

– Ага, просто спит!

Они еще какое‑то время препирались, потом медсестра ушла, шурша стоптанными тапочками, а парень грузно опустился в кресло напротив двери в палату.

Бондарев намеренно громко подошел к нему, строго посмотрел сверху вниз:

– А вы кто?

Парень показал красную книжечку. Бондарев пожал плечами:

– Ну и какой смысл в том, что вы здесь сидите? Больной все равно не в состоянии отвечать на вопросы...

– Он же придет когда‑нибудь в сознание, – сказал упрямый парень. – А я тут как тут.

– Он может прийти в себя через неделю, – предупредил Бондарев.

– Доктор, мне торопиться некуда.

– Ну‑ну, – неодобрительно произнес Бондарев и вошел в палату так, как будто имел на это неоспоримое право. Впрочем, так оно и было.

3

– Видели когда‑нибудь такое? – спросил его тогда Аристарх Дворников. Бондарев видел – и мертвых мужчин в салоне дорогого автомобиля, и полумертвых мужчин в больничной палате, в бинтах, под капельницей.

Поэтому никаких особых эмоций на него не нахлынуло. В бледном лице Алексея и его забинтованных руках содержатся какой‑то знак, и его следовало немедленно прочитать.

Сам факт, что Алексей оказался на больничной койке, означал одну простую вещь – автор посланий, выполненных с помощью холодного оружия, был человеком целеустремленным и умел преодолевать препятствия на своем пути. Хотя, честно говоря, Алексей был отнюдь не железобетонным заграждением.

Но в безмолвном теле были запечатаны и еще какие‑то послания, пока Бондареву непонятные. Если бы неизвестный автор посланий расшиб Алексею голову на пути к бондаревским бумагам или просто зарезал бы его – это было бы понятно. Совсем плохо, но понятно.

Однако Алексей был оставлен в живых. Только вот руки... Что это значит? Сигнал – руки прочь от моих дел? Оторву руки, если сунетесь в мои дела?

Бондарев прислушался – в коридоре вроде было тихо. Дверь в палату оставалась плотно закрытой. И если мент в коридоре и захотел бы сунуть свой любопытный нос, то Бондарев бы услышал скрип распотрошенного кресла с торчащими из ран кусками желтого поролона.

Бондарев склонился над Алексеем и слегка тронул его за плечо. К его изумлению, Белов сразу же открыл глаза – мутные, полные боли, но все же узнавшие напарника.

Бондарев на всякий случай прижал палец к губам. Алексей чуть дернул подбородком и прошептал, морщась от боли:

– Я все испортил... Все потерял...

– Ерунда, – сказал Бондарев. – Не бери в голову. Скажи лучше, ты его видел?

Алексей кивнул.

– Ты запомнил его?

Алексей снова кивнул.

– Он говорил с тобой? Он что‑то просил передать?

– Откуда... Откуда ты знаешь? – пробормотал Белов.

– Такая уж у него манера. И что он просил передать?

– Он... – Белов задышал чаще, на лбу выступила испарина, и Бондарев испугался, что парень сейчас вырубится. – Он сказал...

– Тихо, – успокаивающе сказал Бондарев. – Тихо, тихо. Я внимательно тебя слушаю, а ты не торопись.

Белов кивнул, но продолжал дышать все так же учащенно‑напряженно.

– Успокойся, соберись с мыслями, а я пока проверю одного человечка в коридоре. То ли он спит, то ли очень умело подслушивает...

Мент в коридоре спал. Во всяком случае, с трех шагов это выглядело именно так.