Изменить размер шрифта - +
 – Даже если бы я... То я бы не...

Черт. Гримасы собеседника внезапно сработали, как мозговой катализатор, и Бондарев понял. Черт!..

– Короче, это не ваше дело, – справился с эмоциями собеседник Бондарева. – Забирай своего человека, пока я ему и тебе вообще руки не оборвал, и валите из города! Это не ваше дело...

– То есть ты хочешь сказать, что это твое дело? – мягко предположил Бондарев. – Твое и ...

– Что – и?

– Твое и кого‑то еще. Кто твой хозяин?

Это была еще одна задетая струна или даже целый пучок струн, потому что мужчину перекосило, он что‑то неразборчиво зашептал, потом уставился исподлобья на Бондарева и повторно изложил свои рекомендации:

– Убирайтесь отсюда. Иначе я всех вас порежу, и тебя, и парня твоего, и Дворникова, и всех, кого потребуется! Я сделаю это без удовольствия, но я это сделаю!

– Дай нам двадцать четыре часа на сборы, – сказал Бондарев. – Ладно?

Человек с усталым лицом, видимо, не ожидал такого ответа, не ожидал быстрой капитуляции. Он на миг запнулся, потом внимательно и подозрительно оглядел Бондарева и сказал:

– Ладно. Двадцать четыре часа. Потом я буду резать.

– Договорились, – сказал Бондарев.

– Ну... Ну, тогда я пошел.

– Всего хорошего, – сказал Бондарев.

Мужчина с усталым лицом не стал поворачиваться к Бондареву спиной и, неуклюже пятясь, отступал по коридору, пока не свернул за угол.

– Замечательно, – сказал сам себе Бондарев. – Просто замечательно.

Он покосился на тело мента в кресле и понял, что времени у него нет, даже несмотря на только что выделенные ему 24 часа.

 

5

 

Бондарев вернулся в палату и увидел, что Алексей сидит на кровати и пытается вытащить из вены иглу. Выглядел он при этом так, будто собирался вот‑вот грохнуться в обморок. Бондарев осторожно отстранил забинтованную руку Белова и сам вытянул иглу.

– Надо сматываться, – сказал он Алексею. – Наш общий друг только что свернул шею менту, который тебя караулил. Так что делать нам здесь больше нечего...

– Крестинский, – сказал вдруг Белов.

– Что «Крестинский»? – удивился Бондарев, стягивая ноги Белова с кровати на пол и вставляя неподвижные бледные ступни в больничные шлепанцы с номером палаты на ремнях.

– Это был Крестинский, – пробормотал Алексей.

Бондарев решил, что речь идет о привидевшемся кошмаре, и просто пожал плечами, но тут Белов неожиданно встал на обе ноги и торопливо заговорил, глядя на Бондарева сверху вниз:

– Это был Крестинский... Точно. Он сам мне сказал. Только не тот Крестинский, а брат его, Гри... Григорий. Старший брат. Он сам сказал...

– Брат?

– Он думал, что я в отключке... И говорил, говорил...

В мозгу Бондарева включился поиск информации о семье Крестинского, но, как назло, ничего определенного вспомнить не удалось. Бондарев сказал: «Ладно, брат так брат», подставил плечо и поволок Белова из палаты. По пути он восстановил перед глазами лицо гостиничного урода, омолодил его лет на десять, разгладил морщины, добавил волос, одел в костюм, убрал эту болезненную утомленность... Получился ли в результате известный Бондареву и всему миру олигарх Крестинский – Бондарев никак не мог решить. Что‑то проскальзывало в этом отретушированном портрете, но что – пока Бондарев не мог сообразить.

Зато он точно знал другое.

– Леха, – сказал он Белову, прислонив его к стенке в кабине лифта. – Крестинский это или не Крестинский, хрен с ним.

Быстрый переход