– Успокойся, соберись с мыслями, а я пока проверю одного человечка в коридоре. То ли он спит, то ли очень умело подслушивает...

Мент в коридоре спал. Во всяком случае, с трех шагов это выглядело именно так. Если подойти вплотную, то его усталая поза вызывала некоторые сомнения, а кровоподтек пониже уха становился заметнее.

Бондарев даже не стал подходить ближе. Потому что, помимо мента, в кресле перед собой боковым зрением он увидел в коридоре еще одного человека.

Этот человек ждал Бондарева.

– Хотите жвачку? – сказал он доброжелательно.

4

– Хочу, – сказал Бондарев и поймал брошенную в его сторону начатую пачку «Орбита». Человек в коридоре одобрительно усмехнулся.

Бондарев поймал себя на мысли, что все это напоминает типичный фильм ужасов, где главный герой – сбежавший из клиники психопат. Тихие больничные коридоры, еле слышный гул светильников, неподвижное тело в кресле и усмехающийся монстр в сером свитере под белым халатом. Усмешка не отменила извечного выражения усталости на этом лице, она лишь натянула до предела желтоватого оттенка кожу на черепе, сделав лицо гостиничного уборщика, или кем он там был на самом деле, еще более жутким.

– Только пойми сразу одну принципиальную вещь, – сказал он Бондареву. – Я не получаю от этого удовольствия. Я не садист. Я не какой‑нибудь там псих. Просто у меня есть задача, и я должен ее выполнить. Я не получаю от этого удовольствия.

– Я тоже.

– Правда? – Какая‑то шальная радость мелькнула на его лице и тут же сгинула словно в бездну, растворилась в маске напряженной усталости.

– Правда, – Бондарев вытряхнул в ладонь подушечку «Орбита» и вроде бы даже закинул ее в рот (он пока не понимал, с кем имеет дело, а потому имел основания опасаться всего, даже отравленной жевательной резинки). – Держи, – Бондарев протянул пачку, словно желая вернуть ее хозяину, но тот сухо рассмеялся и помотал головой. Сухой смех прозвучал, как трижды взведенный курок. Ха‑ха‑ха. Бондарев опустил руку.

– Не все так просто, – сказал человек с усталым лицом и отступил назад, компенсируя тот маленький, почти незаметный шажок вперед, который только что сделал Бондарев. – Так что не спеши, не спеши. Ты уже как‑то стрелял в меня, и что?

– Я – стрелял? – удивился Бондарев. – Последний раз я стрелял в дверь, но не в человека. Если я стреляю в человека, то потом мне с ним уже не приходится разговаривать.

– Больница вообще неподходящее место для таких дел, – заметил человек с усталым лицом, как будто речь шла о выборе лужайки для пикника.

– Тогда зачем ты здесь? – спросил Бондарев.

– Для разговора. Я знал, что ты сюда придешь.

– Говори.

– Я знаю, что вам здесь нужно.

Бондарев хотел посмеяться, но решил все же воздержаться от открытого проявления эмоций. Он знает, что нам нужно. Парень, мы сами не знаем, что нам нужно. Хотя нет – я знаю, что нам нужно оторвать тебе голову. Насчет этого я не сомневаюсь. А вот все остальное...

– Знаешь? Ну тогда уж и меня просвети, сделай милость, – спокойно произнес Бондарев.

– Вы ищете Настю Мироненко.

– И что с того?

– Не нужно вам этого делать.

– Почему это? Потому что ты ее убил?

Человек с усталым лицом вздрогнул, и Бондарев понял, что дернул за какую‑то очень чувствительную струну.

– Я... Я не... Я не получаю от этого удовольствия, – выпалил с третьего раза человек с усталым лицом. – Даже если бы я... То я бы не.