– Ну и?..

– Он мог заставить Малика забыть настоящее имя жертвы и внушить ему ложное имя. Чтобы Малик потом никому не проболтался.

– Проще было его зарезать еще в девяносто втором году... – мрачно сказал Бондарев.

– Значит, он был нужен Химику на будущее. Но безопаснее было стереть из памяти имя Насти Мироненко.

– Не катит, – помотал головой Бондарев, поразмыслив. – Откуда Химику знать фамилию Настиной одноклассницы? Он же заменил Настю Мироненко не просто на какую‑то Катю Сидорову, он заменил ее на реального человека, Настину одноклассницу Марину Великанову. Нет, не катит ваша история с гипнозом. Хотя сам я ничего лучше придумать не могу.

– А не можешь, так поезжай‑ка ты в Волчанск и привези‑ка мне другие новости. Нормальные.

Бондарев дежурно ухмыльнулся, слушая начальственные указания. Может, Белов и в бреду сморозил про брата Крестинского, но в любом случае удивиться стоило не тому, на кого работает Крестинский‑старший, а тому, кем он работает. Старший брат миллиардера и международного авантюриста работает убийцей под видом гостиничной обслуги – это и вправду тянуло на бред. Бондарев вспомнил это лицо с туго натянутой нездорового цвета кожей, вспомнил усталые глаза и мятую одежду... Нет, это был просто урод. Хватит с него и этого.

– Григорий, – вдруг сказал Директор, и Бондарев встрепенулся.

– Что? Извините, не понял...

– Григорий, – повторил Директор. – У него был старший брат. Давно.

– У кого?

– У Крестинского. Ты же сам только спрашивал! Спишь, что ли? Может, кофе еще плеснуть?

– Нет, – поморщился Бондарев. – Что значит «был»?

– "Был" значит «умер».

– Стоп... – Бондарев зажмурился, прогнал в уме еще раз сцену в больнице, снова услышал срывающийся шепот Белова... Бондарев не мог похвастаться быстротой мыслительных процессов, но уж когда до него доходило...

– Стоп! – В радости от внезапного озарения он треснул ладонью по столу. – Григорий Крестинский! Ну! Белов так и сказал!

– Нет, Белов спутал. Тот Григорий давно умер.

– С чем Белов мог это спутать?! Я и то не знаю, что у Крестинского есть брат и что его зовут Гриша! А Белову откуда это знать?!

– Хм, – задумался Директор и через полминуты выдал вердикт: – Логично.

3

Дальше все пошло очень серьезно. Бондарев понял это, когда увидел минующего охрану широкоплечего мужчину с длинными седыми волосами. Это был Марк Орехов, с которым Бондарев периодически сталкивался в коридорах Конторы, но толком про этого человека с внешностью стареющего льва ничего не знал. Зато Марк Орехов знал все про всех, и Бондарев предполагал, что в этом и заключалась его работа – быть резервным накопителем информации. Если жесткие диски компьютеров вдруг полетят к черту, всегда останется большая седая голова Орехова.

Помимо своей безграничной памяти, Марк был известен сибаритством; его плавные жесты, глубокий бархатный голос и общая неспешность говорили о привычке к жизни спокойной и комфортной. Бондарев представлял эту жизнь Орехова как мерное покачивание в кресле‑качалке, в длинном халате, с трубкой, в окружении любимых псов, под джаз из динамиков High‑End‑системы, в раздумьях о том, какую бутылку божоле сегодня выставить к обеду. Как оно было на самом деле – бог знает. Но вот что Орехов не привык подниматься в пять утра и ехать в Шереметьево ради обсуждения родственных связей Антона Крестинского – это было совершенно точно.