Они перешли трамвайную линию, повернули за угол и там шагали еще квартал, пока Бондарев не кашлянул. Алексей обернулся и увидел, что Бондарев сворачивает в распахнутую дверь малопримечательного двухэтажного здания, рядом с которым стоит рекламный щит «Выставка современной мебели».
Алексей развернулся и последовал за напарником.
2
В нескольких пустых комнатах были расставлены стулья и столы, похожие на что угодно, только не на предметы мебели. Куски яркого цветного стекла, пластика и металла, соединенные в странного вида композиции, привлекли мало посетителей.
Смотрительница выставки мирно дремала, прижав к груди книгу для отзывов, так что место было вполне подходящим для разговора двух интеллигентных людей о современном дизайне мебели. Ну если не о дизайне, то о чем‑нибудь столь же странном, запутанном и загадочном.
– Что от тебя хотел этот обормот? – негромко спросил Бондарев, разглядывая прозрачный стул с розовыми прожилками внутри.
– Он стал спрашивать, кого я ищу.
– А ты так меня искал, что было слышно на всю гостиницу?
– Я вообще слова не сказал, зашел в холл, постоял и вышел. А он – следом.
– Значит, у тебя на морде было написано, что ты кого‑то ищешь.
– А этот тип... Ну, который со жвачкой... Он в гостинице работает?
– По крайней мере, я его там видел. Странный тип, – Бондарев задумался, а потом встряхнул головой, отбрасывая посторонние мысли. – Ну так что у тебя там за идеи?
Алексей стал рассказывать, и в процессе рассказа собственные мысли показались ему не такими уж и умными, не такими уж и замечательными.
Бондарев своего отношения к этим мыслям не обнародовал, по‑прежнему рассматривая стул, растопыривший прозрачные ножки.
– Про школу я тоже подумал, – проговорил он некоторое время спустя. – Попробую достать списки учеников за девяносто второй год. А насчет милиционера, который вдруг туда заявился... Я вот что думаю. Молодая женщина с ребенком, то ли мать‑одиночка, то ли это были сестры. Но мужчин в семье не было. Малик их не заметил. Может, милиционер закидывал удочки?
– Но тогда он должен был знать, что она в это время суток работает, и он ее не застанет дома. К кому же он тогда пришел, к этой старухе или к десятилетней девочке?
– Не знаю.
– А что в ЗАГСе?
– В ЗАГСе... – Бондарев фыркнул. – Женский коллектив окружил меня теплом и лаской. Работать совершенно невозможно. Тем не менее... Мы установили, что в 1980 – 1983 годах в Волчанске родились одиннадцать Марий или Марин Великановых. Сейчас их в городе проживает только четверо. Семь либо уехали, либо умерли. В ЗАГСе зафиксированы смерти троих. Одна утонула в 1990‑м, другая умерла от воспаления легких в девяносто девятом, третья...
Алексей заинтересованно посмотрел на замолчавшего Бондарева.
– Третья?
– Третья погибла от несчастного случая в январе девяносто второго года.
– Черт!
– Что значит твое «черт»?
– То есть Малик соврал, он на самом деле убил девочку!
– Видишь ли, есть некоторая разница между убийством и несчастным случаем. Там написано, что причина смерти – несчастный случай.
– Это уже детали, – махнул рукой Алексей. – Слова... Марина Великанова, январь девяносто второго года, смерть – все сходится!
– Сходится. Только я думаю, что если бы Малик ослушался Химика и прирезал девчонку... Судьба Малика сложилась бы немного иначе. Малик все время подчеркивал, что боялся Химика, и я с трудом представляю, что он нарушил его приказ. В любом случае...
– Что?
– Надо выяснить все обстоятельства этого несчастного случая. |