.. Что ты дура... Что ты по ошибке решила, что он убил твоего отца... Теперь тебе очень стыдно... И ты готова выплатить что‑то вроде моральной компенсации...
– Ты что, пьяный?
– А что, так сильно пахнет?
– Как это – мне стыдно?! Как это – по ошибке?!
– Так...
– Или, – она на миг задумалась. – Или это такая военная хитрость – пусть Жора успокоится, расслабится, а мы потом его и...
– Никакая это не военная хитрость. Единственный способ тебя отмазать – это пойти на переговоры с Жорой. У Генерала наверняка были влиятельные друзья, которые уговорят Жору...
– Он убил моего отца. Какие, блин, переговоры?!
– Он не убивал твоего отца.
«Вот ты и сказанул! Вот, мля, ты и высказался!»
– С чего ты взял?
«Вермут. Это все вермут. А теперь очень осторожно, иначе...»
– Ну... Лично я не верю, что Жора Маятник велел убить твоего отца. Даже если бы он этого хотел – необязательно было встречаться лицом к лицу, можно было все сделать так, чтобы на Жору никто и не подумал. Можно было его убить в том же санатории. Я же там был, я сказал твоему отцу, что охрана у него хреновая. Элементарно можно было все сделать. Но Жора не сделал. Значит, ему это не нужно было. Он же не тупой.
– У него были причины.
– Но он не тупой. Зачем устраивать побоище в гостинице, если хочешь убрать одного человека? Я видел... В смысле, я видел по телевизору – там настоящий погром был. Трупы, трупы, трупы. Это если бы кто‑то хотел, чтобы на Жору подумали – тогда понятно...
– Думаешь, Леван? – задумалась Лена.
– Никакой не Леван, ничего я не думаю! Я думаю, что ты должна найти в Москве человека, который сможет все объяснить Жоре Маятнику. Это должен быть человек... хм... авторитетный. Человек, которому он доверяет и которому ты доверяешь. Кто‑то из друзей отца. Знаешь кого‑нибудь?
– Леван? – неуверенно предположила Лена.
– Ты только что считала, что это он убил отца.
– Ну а кто же тогда?.. Больше и некому. Только Леван.
– Нет, – сказал Мезенцев, живо вспоминая кавказца в черной шелковой рубашке, идущего по коридору гостиницы вслед за широкоплечим телохранителем. Шансы, что сам Леван или его охранник вспомнят его растерянную и окровавленную морду, невелики, но...
– Нет, Левана нельзя об этом просить.
– Почему? Я ведь больше и не знаю никого... Я и Левана‑то не очень хорошо знаю. Один раз отдыхали на Кипре вместе, вот и все... Анжела, наверное, знает кого‑то еще...
– Что за Анжела?
– Мачеха. Но она в Штатах, и потом...
– Что?
– Не думаю, что она будет ради меня суетиться.
– Я тоже не думаю.
– Тогда – Леван. Я ему позвоню... Или ты позвонишь? Давай ты лучше съездишь к нему и отвезешь мое письмо. Сам со всеми переговоришь, да? Сам решишь, да?
– О, – сказал Мезенцев, внимательно глядя на Лену. – Да ты боишься.
– Хм, – сказала она, хмурясь. – Ну и что? Да, я боюсь туда ехать. Да, я боюсь с ними разговаривать. И что?
– Это хорошо, что ты боишься. Это нормально. Наконец‑то тебе стало страшно.
– Наконец‑то?
– Да. До сих пор у тебя была какая‑то ненормальная беспечность. Я думал, что ты потихоньку съезжаешь с катушек. Но раз тебе страшно, значит, ты здорова и трезво оцениваешь ситуацию. Поздравляю.
– Пошел ты... – Она закрыла ладонями лицо. – Нашел с чем поздравлять. Хорошо, что папа не видит, как я опозорилась. |