По внутреннему телефону он продиктовал секретарше: «Е‑ле‑на Стри‑га‑ле‑ва» – и уселся на старомодный скрипучий диван, который Левану, наверное, жалко было выбрасывать, и он распорядился поставить его для посетителей.
Минут через сорок вброшенные Мезенцевым внутрь офиса слова нашли понимающего человека. Через проходную к Мезенцеву вышел молодой парень в белой рубашке с галстуком, настолько чистенький и правильный, будто вчера сошел с конвейера по производству клерков. Если не знать, что компания принадлежит Левану Батумскому, то можно было подумать, будто «Аркадия Трэйд» – это действительно солидная корпорация, которая действительно занимается тем, чем положено заниматься солидным корпорациям. Но Мезенцев был в курсе, что ее хозяин Леван Батумский, у которого за первые сорок лет сознательной жизни времени на свободе набиралось по месяцу в год. Получалось, как будто он работал на зоне, а домой приезжал в отпуск.
Но когда вышколенный продукт конвейера довел Мезенцева до нужной двери, исполнил дружелюбную улыбку установленного образца и двинулся дальше согласно заложенной программе, то стало понятно: «Аркадия Трэйд» – это нечто особенное. Потому что за дверью в ожидании Мезенцева сидел человек без галстука, без рубашки, без ботинок и без брюк. И его это ничуть не смущало.
Его также не смущала абсолютная пустота кабинета, в котором он находился. То есть там стояло офисное кресло, в котором лениво крутился мускулистый парень в трусах, а больше там ничего не было. Мезенцеву сесть было негде. Он посмотрел на парня, понял, что разговор будет не слишком формальным, прошел к подоконнику и взобрался на него. Парень одобрительно кивнул.
– У тебя письмо к Левану?
– Ага, – сказал Мезенцев.
– Давай.
– Ты же не Леван.
– А Левана ты теперь хрен найдешь. Он – того... – Парень неопределенно махнул рукой, что можно было понять и как «Леван вышел покурить», и как «Леван выбросился в окно», и еще как десяток разных вариантов.
– Чего – того?
– Он не в России.
– Ага, – сказал Мезенцев. Это было конкретнее, и это было хуже. – Ну так... Ну так он же вернется. Когда он вернется?
– Он не вернется. – Парень непонятно откуда вытащил пакетик орехов и стал есть, периодически стряхивая крошки с трусов. – Он насовсем свалил. Видишь, – он крутанулся на триста шестьдесят градусов, – как у нас тут тоскливо... Сворачиваемся. В смысле, Леван сворачивает дела.
«Это, наверное, как‑то связано с Дагомысом, – подумал Мезенцев. – Что‑то там нехорошее для Левана случилось. Это не пуля в грудь, как Генералу, не пуля в бок, как Жоре Маятнику, но... Бывают раны, не совместимые с жизнью, и бывают события, не совместимые с бизнесом. Левану перепало последнее».
– Сворачиваемся, все продаем, – продолжал говорить парень в трусах. – Тебе, к слову, стул не нужен?
– Нет, я уж как‑нибудь... Слушай, а с ним вообще можно связаться – по телефону или как‑то еще? Потому что письмо лично для него, это ему дочь Генерала написала...
– Генерала? Это которого...
– Да. Прошлым летом в Дагомысе.
– А, – сказал парень и перестал вертеться на стуле. – А‑а‑а. Это когда Леван там был...
– Вот именно. Важное письмо.
– Давай мне, я передам. Никуда не потеряется.
– Во‑первых, нужно лично ему передать. Во‑вторых, нужен ответ. Срочно.
Парень некоторое время молча ел орехи, потом бросил пустой пакет на пол и вздохнул:
– Он же меня прибьет.
– За мусор?
– Нет, за то что я ему позвоню. |