Когда подъехала к конюшне, вышел конюх дядя Митя, он был глухонемой, но я его понимала. Он мне показал, что коня он сам распряжет, а я чтоб шла домой. Когда я пришла домой, бабушка сильно плакала. Я спросила ее, что случилось? Она сказала, что грозой убило детей и среди них был мой брат. Хотя просто сказали, что Володю убило, и бабушка подумала, что нашего.

Потом прискакал взрослый парень Виктор Кузмичев и сказал, что убило грозой троих детей: Любу Здвичикову, Нину Жукову, нашу родню, и Вову Костина. В это время пришла тетя Нюра, услышала это и упала в обморок.

Потом рассказали, что, когда началась гроза, бригадирша Клава, студентка из Воронежа, сказала всем, чтобы уходили от пруда домой: нельзя во время грозы быть возле воды, тем более купаться. А Люба и Нина спросили разрешения, чтобы вернуться к роднику и попить. Бригадирша не разрешила. А Вова взял девчонок за руки и сказал, что они быстро вернутся. Остальные дети пошли домой, и как только все спустились к лощине, то сверкнула молния и гроза была очень сильная. Все обернулись и увидели, что бегут Володя с девочками, держась за руки. И тут огненный шар попал в Володю, и он загорелся, а девочек отбросило волной в стороны. Этой же волной отбросило всех детей.

Когда их привезли домой на телеге, на них было смотреть страшно: у некоторых были лица перекошены. После, правда, все они отошли, поправились. А Володю и двух девочек похоронили в одной могилке: он – в середине, а Люба и Нина – по бокалам. С тех пор все ужасно боялись грозы.

Через год, в 1953-м, умерла наша мама.

А еще через год меня приняли в комсомол и выбрали председателем комсомольской организации. Я плакала от радости и от того, что рядом не было мамы: она бы тоже за меня порадовалась.

Как-то надо было вести пионеров в райком комсомола для приема их в комсомол. Детям от школы было близко, а мне – больше трех километров. Я вышла пораньше, чтобы не опоздать. Когда шла, меня догнал на мотоцикле дядя Ваня – редактор районной газеты – и спросил, куда иду. Он решил меня подвезти, велел сесть и крепче держаться. Я анкеты спрятала под курточку, села, и мы поехали.

На дороге были большие ухабы, и нас так подбросило, что я вместе с ручкой от мотоцикла слетела, а мои анкеты разлетелись во все стороны. Я стала их собирать. А дядя Ваня остановился и испугался за меня. А я так не успела напугаться: за анкеты переживала. Мы поехали медленней, но успели вовремя. Дядя Ваня просил, чтобы я никому не рассказывала об этом – боялся, что мои родные станут его ругать. А позже сам же и проболтался моему двоюродному брату. Да, ладно, все же обошлось! И моих пионеров тогда всех приняли в комсомол.

Когда я была в седьмом классе, еще случай приключился: мы шли из школы через поля, чтоб сократить путь. Началась гроза, пошел дождь. И вдруг мы увидели, что зажглась большая скирда с соломой. Мы, не раздумывая, бросились растаскивать сено.

Приехал управляющий совхоза и поблагодарил нас за помощь. Но ребята сказали: это «Пушкин» первая бросилась к скирде. Александр Тихонович, так звали управляющего, нам всем пожал руки, и мне показалось, что мы сразу повзрослели. А дома бабушка заругала: «Тебе что, больше всех надо?» А дедушка, наоборот, сказал, что я молодец.

Когда мы шли в школу, то я заходила на свиноферму и мне давали жмых – это спрессованная шелуха семечек после отжима масла, а я потом делила между всеми детьми и мы ели – голодно было.

И вот однажды начался урок географии, а вел урок директор школы Дмитрий Иванович. Он увидел, что у меня полный рот, и тут же вызвал к доске. Я чуть не подавилась, старалась прожевать жмых. Я не ответила на его вопрос: все жевала-жевала. Он рассердился и указкой ткнул меня в лоб. Мне было очень больно, я испугалась и заплакала. Урок тем не менее ответила. Он сказал, что если еще раз заметит меня с этой жвачкой, то отведет в конюшню, и буду я там жевать жмых наравне с коровами и лошадьми.