— Якобы, — повторил Грей. — А для какого черта я еще мог это сделать?

Глаза Фрейзера изучали его лицо. Грей чувствовал прикосновение этого взгляда, странное ощущение, но он держался спокойно. Или надеялся, что спокойно.

— Ее светлость считает, что вы сделали это ради вашей дружбы со мной, — наконец сказал Фрейзер спокойно. — И я склонен думать, что она права.

— Ее светлости надо заниматься своими собственными делами. — Грей резко отвернулся и пошел. Фрейзер быстро догнал его двумя широкими шагами, почти не слышными на песке дорожки. В рассеянном свете из окон домов можно было разглядеть кучки навоза, оставленные всадниками, потерянные детские игрушки.

Грей отметил, что Фрейзер сказал: «Ради вашей дружбы со мной», в отличие от боле простого, но опасного «ради меня». Он не знал, были это слова Минни или Фрейзера, но решил, что это не имеет значения. Оба заявления были верны, и, если Фрейзер предпочитал большую дистанцию, он был рад и этому.

— Мы оба виноваты в его смерти, — упрямо повторил Фрейзер, — так же, как он сам.

— Каким образом? Он не мог оставить мое обвинение без ответа. И он не мог рассказать вам правду о своем положении даже в частном порядке.

— Он мог, — возразил Фрейзер. — Но он вызвал вас не только из чувства долга.

Грей смотрел на него.

— Конечно.

Фрейзер отвернулся, но Грей заметил проблеск улыбки на затененном лице.

— Вы англичанин, — сухо сказал Фрейзер. — Так же, как и он. И все-таки он пытался убить вас.

— Он должен был, — перебил Грей. — Его единственным шансом было попросить прощения, но он, черт возьми, знал, что я не прощу.

Фрейзер коротко кивнул, согласный.

— Разве я не сказал, что все случившееся логично.

— Но… — Он не договорил. Несмотря на всю чудовищность происшедшего он не мог не отметить, что Фрейзер сказал правду: Джейми тоже был виноват в смерти Твелветри и должен был сожалеть о ней.

— Да, но, — сказал Фрейзер со вздохом, — я бы сделал то же самое. Впрочем, вы убивали людей и получше Эдуарда Твелветри.

— Вполне возможно. Но я убивал их как врагов — из чувства долга.

Стал бы он врагом, если бы не Эсме и Натаниель? Скорее всего, нет.

— Вы убили его как врага. И не ваша вина, что он таковым не оказался.

— Очень благовидный аргумент.

— И убедительный.

— Как вы можете утверждать, что чувствуете мой ужас и тоску? Мою вину? — раздраженно потребовал Грей.

— Я действительно чувствую. Можно ощущать сильное горе, но рационально мыслить при этом.

— Вот как, — начал Грей потеплевшим голосом, но так как разговор начал напоминать ту несчастную стычку в конюшне Хелуотера, он отказался от этой тактики. — Вы действительно считаете все страстные слова нелогичными? А как насчет чертовой «Арбротской декларации» ?

— Речь может быть произнесена в порыве страсти, — признал Фрейзер, — но дальше ее приходится исполнять хладнокровно, по большей части. Декларация была написана или, по крайне мере, подписана рядом людей.