Слинур пристально посмотрел на Фафхрда и сказал:

— Она была, в общем, не глупой женщиной.

Мышатник подумал, был ли также и для людей внутренний круг Тринадцати.

Черный котенок призраком подошел из тумана вперед по палубе. Он подошел к Фафхрду, громко мяукая, затем остановился, подозрительно изучая его.

— Возьмите, к примеру, котенка — сказал Фафхрд.

Он усмехнулся.

— Где-то в Нехвоне сегодня, может быть, порознь, но, вероятнее всего, вместе тринадцать котов со сверхкошачьей сообразительностью как-то чувствуют и управляют судьбой всего кошачьего рода.

— Что они чувствуют сейчас? — тихо спросил Слинур.

Черный котенок выпятился на левый борт и зашипел. Внезапно его худое тело одеревенело, мех встал дыбом на его спине, а тощий хвост встал трубой.

— ХЕНГК!

Слинур повернулся к Фафхрду с проклятием, только чтобы увидеть северянина, смотревшего с закрытым ртом и пораженного. Было ясно, что ревел не он.

Глава третья

Из тумана по левому борту высунулась зеленая змеевидная голова размером с лошадиную, с белыми, как кинжалы, зубами за красным ртом, пугающе раскрытым. Со смертоносной быстротой она устремилась вниз на Фафхрда своей бесконечной желтой шеей. Ее нижняя челюсть с треском разломила палубу, и белые кинжалы сомкнулись на черном котенке, вернее, там, где был котенок. Для последнего, казалось, потребовалось не так уж много, чтобы поднять себя, возможно, с помощью хвоста на правый борт и отсюда тремя большими скачками оказаться на вершине бизани.

Рулевые бросили друг друга вперед.

Слинур и Мышатник кинулись к ограждению правого борта. Неуправляемый румпель медленно качался над ними, представляя собой хоть какую-то защиту от чудовища, которое подняло свою лошадиную голову и качало ее так, чтобы все время немного уклоняться от Фафхрда. Видимо, оно охотилось за, черным котенком или больше любило его.

Фафхрд стоял, как вкопанный, сначала от полнейшей неожиданности, затем из-за мысли, что сперва перед любым его движением он должен огрызнуться.

Тем не менее, когда он хотел броситься на это — кроме того, что чудовище ужасно пахло — из тумана вынырнула вторая зеленая голова раза в четыре больше, чем первая, с зубами, похожими на ятаганы. На макушке этой второй головы сидел человек, одетый в багровое, как Гарольд из Восточных земель, в красных ботинках, в плаще и шлеме. Последний был с синим окошком, которое, казалось, было непрозрачным стеклом.

Это было гротескным и не вызывало ужаса, кроме как ощущения бреда. Фафхрду так и показалось. Он почувствовал, что как будто ему снится опиумный сон.

Все было, несомненно, реальным, но все же это не имело того воздействия, которое могло бы действительно его устрашить.

Он заметил такие совершенно причудливые детали, как то, что две желто-зеленые шеи разветвлялись из общего тела.

Кроме того, ярко одетый человек или демон, управлявший большой головой, казался очень уверенным в себе, что может быть, а может и не быть, хорошей вещью.

Сейчас он прилагал усилия к меньшей голове, кажется с упреком, с помощью тупой с крюком пики, которая была у него, и орал либо под, либо через свой красно-синий шлем тарабарщину, которую можно было представить так: «Готт фер даммтер унгехейер!» (проклятое чудовище).

Меньшая голова низкопоклонно удалилась, хныкая, как семнадцать щенков.

Человек-демон выхватил маленькую книжечку и, посмотрев в нее, дважды — очевидно, он мог все видеть через голубое окошко — крикнул на ломаном ланкмарском:

— Что это за мир, друг?

Фафхрд никогда в своей жизни до этого не слышал такого вопроса, даже просыпаясь накаченным бренди. Тем не менее, в своем похожем на опиумный сон настроении он свободно ответил:

— Этот мир Нехвон, колдун!

— Гот шен, Данк! — пробормотал человек-демон.