Больше ничего сделать
нельзя. Я поспешила обратно по улице и свернула на Виндзор Хилл. Я жалась к стене, мне казалось, что люди будут поворачиваться и показывать на
меня пальцем. «Вот она!» «Это она!» «Омерзительная свинья!»
4. «Дорогая Вив»
Но на этом памятный летний вечер еще не кончился для меня. Напротив магазина «Фуллерз» рядом с машиной Дирека стоял полицейский, он о чем то
спорил с Диреком. Дирек повернулся и увидел меня: «Вот она, офицер. Я же сказал, что она вот вот подойдет. Ей нужно было, э э э, попудрить нос.
Правда, дорогая?»
Опять неприятности! Опять ложь! Не дыша, я произнесла «да» и села в машину рядом с Диреком. Полицейский хитро улыбнулся мне и сказал Диреку:
– Хорошо, сэр. Но в следующий раз знайте, что на этом месте на Виндзор Хилл стоянки нет. Даже для такой крайней необходимости, как эта.
Он подкрутил свои усы, Дирек включил зажигание, поблагодарил полицейского и подмигнул ему, давая понять, что он понял его грязную шутку. Мы
наконец тронулись.
Дирек не произнес ни слова, пока мы не свернули у светофора направо. Я думала, что он подбросит меня до станции, но он продолжал ехать по Дотчет
роуд. «Фью», – выдохнул он с облегчением. – Ну и вляпались же мы! Думал крышка. Хорошенькое было бы дело, если бы мои родители прочитали об этом
в завтрашних газетах. В Оксфорде я бы имел бледный вид!"
– Это было ужасно.
Я произнесла это с таким чувством, что он посмотрел на меня, скосив глаза: «Ну ладно, нелегок путь к истинной любви и так далее». Он был снова
легок и беспечен, уже полностью оправился. А когда приду в себя я? «Конечно, ужасно стыдно, – продолжал он, как ни в чем не бывало. – И как
назло, как раз в тот момент, когда все было на мази. – Сказал он с еще большим энтузиазмом, стараясь и меня заразить своим настроением. – Вот
что, до поезда еще час. Почему бы нам не погулять по берегу реки? Это известное в Виндзоре место, где гуляют все парочки. Совершенно уединенное.
Жаль идти на попятный: и время, и прочее у нас есть и ведь теперь мы, главное, уже решились!»
Я подумала, что «прочее» означало «штучку», которую он купил в аптеке. Я была в ужасе и сказала торопливо:
– О, но я не могу, Дирек! Я просто не могу! Ты даже не можешь себе представить, как ужасно я себя чувствую из за всего, что случилось!
Он быстро взглянул на меня:
– Что ты хочешь сказать этим «ужасно!» Ты чувствуешь себя нездоровой или это что то другое?
– Нет, совсем не это. Просто все было так ужасно. Так стыдно.
– Ах, это, – в его голосе послышалось презрение. – Но мы же выкрутились, ведь так же? Ну, давай, будь умницей!
Опять! Но мне так хотелось, чтоб он меня успокоил, хотелось почувствовать его руки, обнимающие меня, быть уверенной, что он меня все еще любит,
несмотря на то, что все так неудачно для него складывается. У меня начали дрожать ноги при мысли, что мне предстоит еще раз пройти через все
это. Я сжала колени руками, чтобы унять дрожь, и тихим голосом произнесла:
– Ну, хорошо…
– Вот и молодчина!
Мы пересекли мост и Дирек съехал на обочину. Он помог мне выбраться из машины, и, обняв за плечи, повел через поле по узенькой тропинке, мимо
плавучих домиков, пристроившихся под ивами.
– Жаль, что у нас нет такого домика, – сказал он. – А что если взломать дверь в каком нибудь из них? Прекрасная двуспальная кровать. Может, и в
баре найдется что выпить?
– О, нет, Дирек! Ради бога! И так уже достаточно неприятностей! – Я представила себе громкий голос: «Что здесь происходит? Вы владельцы этой
лодки? Ну ка, выходите, дайте взглянуть на вас!»
Дирек рассмеялся:
– Может, ты и права. |