Повертев письмо в руках и так и не придя к какому бы то ни было мнению, Фрам сунул его в карман, чтобы подумать над ним еще раз на досуге. Хольма в историю с письмом он решил не посвящать – пока было не ясно, какие в результате этого могут возникнуть последствия.

Прошла неделя, и Фрам начал уже забывать об этом происшествии, лелея в уголках сознания мысль, что все это случайно, несерьезно и достаточно неправдоподобно. Почта на фирму продолжала исправно поступать, но аноним в ней больше не проявлялся. Однако на восьмой день в ворохе корреспонденции опять вынырнул конверт с характерным шрифтом пишущей машинки типа «курьер», и опять письмо было адресовано лично ему.

Все было то же самое: стандартные конверт и бумага, те же вырезанные из газеты слова, тот же запах клея, – только содержание текста было еще лаконичней прежнего:

«Ну что ты готов? Скоро получишь приглашение».

Это уже походило на черт знает что! Если аноним хотел вывести его из терпения, то он достиг своего. Похоже, кто то поставил своей целью методично и издевательски терпеливо капать на его психику, нагнетать обстановку и выводить из душевного равновесия, чтобы потом предъявить, наконец, какое нибудь требование. Деньги?

Через три дня аноним сообщил:

«Надеемся ты уже Созрел беседы мы знаем Ты не побежишь полицию На всякий случай предупреждаем Если хочешь жить не делай этого».

Итак, скоро поступит приглашение на встречу. Идти или игнорировать? Что лучше? Фрам не исключал возможность насилия по отношению к себе, однако считал ее все таки маловероятной. Шантажист все равно не отстанет от него просто так, поэтому есть смысл пойти и все выяснить. Только, может быть, на всякий пожарный случай подстраховаться, например, привлечь к этому Хольма – разумеется, под благовидным предлогом.

Разрыв между третьим и четвертым письмом составил всего один день.

«Приходи завтра Входу музея игрушек седермальм 18.30 Cадись бежевый опель Не вздумай шутить».

Наконец то хоть какая то определенность! Более менее становилось ясно, что автор или авторы письма не хотели его немедленной гибели, а рассчитывали на получение какой то выгоды. Деньги. Ну конечно же, деньги, что еще? Или вербовка? Но тогда какой то странный подход у этой разведывательной службы. Да и служба ли это? Если он вычислен какой то разведкой, то ей куда проще перехватить его в городе и сделать предложение. Взятие в заложники? Не исключается. Но тогда террорист не стал бы ввязываться в длинную и сложную игру по почте, а просто выкрал бы его посреди дня, увез в укрытие и только тогда строчил бы вымогательские письма и названивал по телефону Хольму.

Странно, очень все это странно.

Музей игрушек в Сёдермальме. Он не представлял, где именно в Сёдермальме он располагался, но найти его проблем не будет. В 18.30 музей уже будет закрыт. Аноним не боится показать ему свой «опель» и своих сообщников – ведь хоть какие то регистрационные номера и идентификационные знаки на нем будут присутствовать. Потом его куда нибудь повезут. Может, они рассчитывают, что у Фрама уже больше не будет возможности воспользоваться этой информацией? А может быть, его никуда и не повезут и вся беседа пройдет в салоне машины, а в ней будет сидеть только один человек – автор писем?

Как бы то ни было, но отступать он был не намерен. Он пойдет на свидание к музею игрушек и во что бы то ни стало попытается покончить со всей этой непонятной тягомотиной!

Целый день он находился под впечатлением гнетущей неизвестности. Придя домой, он решил позвонить Марии, чтобы хоть немного отвлечься. Он уже был у нее один раз в гостях, Мария с матерью приготовились к его визиту, устроили праздничный обед с вином и при свечах, оказывали ему всякие знаки внимания, расспрашивали о его прошлом. Если бы такой интерес к его личности был проявлен несколько лет тому назад, например в Москве, он сразу бы заподозрил в нем неприкрытый умысел, воспринял как назойливое ухаживание, сватовство, но сейчас ему это даже нравилось и казалось заурядным, естественным явлением.