Делая паузы, для того, чтобы освежиться глотком первача, Миня строчил, высовывая от усердия кончик языка.

Обид на Льняного и не только, у него накопилось такое количество, что они не уместились на лист. Чубей вспомнил и про незаконное лишение себя любимого премий, и про вертихвостку Нюрку, и про Сеньку Безшапко, укусившего его за руку. Заканчивая свое правдивое повествование, Мишка стал свидетелем переговоров полковника с племянником. Поскольку Мелкокалиберный пользовался спикерфоном, Оторвин слышал все от начала до конца.

– Дядя, – жаловался Гектаров. – Кирпич кончился, а в СМУ больше не дают.

– Как? – возмутился Мелкокалиберный. – Говорил, что для моей личной дачи?

– Да!

– А они?

– Сказали, что на все дачи кирпича не напасешься. Он, мол, государственный.

– А я значит не государственный?! – завопил Максимыч, впечатывая кулак в стол. – Я….

– И с досками проблема, – Гектаров видимо решил довести дядю до белого каления. – Директор лесхоза меня даже на пилораму не пустил…

Лицо полковника сделалось пунцовым. Если бы не Чубей, который вовремя поднес Мелкокалиберному стакан, Максимыча возможно хватил бы удар. Справившись с гневом, полковник решил разобраться с кирпичом и досками на месте. Отпуская Чубея, он по-приятельски хлопнул его по плечу.

– Сознательный ты, Мишка, гражданин.

– Так это… Я всегда… За! – Чубей смотрел на Максимыча полными собачьей преданности глазами. – Если, что меня всегда в поле найдете. Где пастух Оторвин вам любой в Нижних Чмырях скажет. Да и в Верхних, в общем-то, тоже.

– Так держать!

К родной деревне Мишка хоть и ехал на дребезжащем грузовичке, но летел, как на крыльях – ведь теперь он находился под покровительством самого начальника РОВД. Перво-наперво Чубей страстно желал плюнуть в бесстыжие глаза Порядкину и сообщить ему о своем праве называть главу районной милиции запросто – по отчеству.

Однако в Чмырях было не до Оторвина. Мишка с разинутым ртом смотрел на царившую в деревне суету. Наспех сооружалась и обтягивалась кумачом трибуна. Копошившиеся в грязи у колхозной конторы куры рисковали жизнью – их в любой момент могли раздавить в панике метавшиеся по площадке нижнечмыринцы. Льняной орал на подчиненных так, что охрип, а приехавший из района уполномоченный по спортивно-массовым мероприятиям Тимофей Шайбин сбился с ног, вербуя мужиков в футбольную команду. Шайбин, как все потомственные футболисты отличался низким ростом, зычным голосом и по-кавалерийски кривыми ногами. Он пытался соблазнить равнодушных к спорту нижнечмыринцев яркими желтыми футболками и синими, украшенными лампасами трусами, но никто не желал записываться в футбольную команду.

– Смотрите, ребятушки, новая форма! – Шайбин, открывал багажник с видом коробейника, пытающегося всучить народу не слишком ходовой товар. – Сам президент в такой играет…

Никто не слушал Тимофея до тех пор, пока за дело не взялся сам Никанорыч.

– Сколько человек надо? – просипел он, яростно глядя по сторонам. – Они у меня счас так заиграют – мама не горюй!

– По одиннадцать, Егор Никанорыч, с той и с другой стороны.

– Это будет… Двадцать две головы, так?

– Точно!

– Эй, Сенька, волоки всех доглядчиков с фермы и алкашей, что возле сельмага ошиваются! Чтоб мигом мне! Стрекозой метнись!

Доглядчиков на ферме не оказалось вообще, зато второй категории граждан с лишком хватило на две команды. Большинство новоиспеченных футболистов уже не ворочали языками и, облачаясь в форму, валились в грязь, как сбитые кегли.