Мы остались втроем. Шелагуров уже знал, что Анни — та самая девушка, которая писала мне письма в училище. Он посмотрел на нее долгим, грустным взглядом.

— Ты очень счастливый, Алексей, — сказал он.

— Это благодаря вашим часам. Приносят счастье.

— Ты думаешь?

— Были бы они у вас, вы прошли бы мой путь, а я уже давно истлел бы где‑нибудь в шталаге.

— Что говорить обо мне? — сказал он. — Моя жизнь уже схлынула.

— Я снял с руки часы:

— У меня просьба: наденьте их!

Он ни за что не хотел:

— Ни к чему! Тебе нужнее.

Анни сама надела часы на его руку:

— Вы обязаны взять их. Штурманские часы пригодятся, когда поведете корабль в Констанцу, за ним. — Анни улыбнулась Шелагурову, как умела она одна: губы смеются, а в глазах слезы.

— За кем? — Он держал руку на весу, и солнечный зайчик от стекла падал на лицо Анни.

— За мной, конечно, — сказал я. — Ведь мне надо вернуться сюда и, может быть, прожить тут до тех пор, пока в эту гавань не придут наши корабли.

Косой Франц возвращался с Пелевиным. Разговор кончился.

— Фрау Ирма, берите рацию! Шелагуров, вперед! Ковров, кончайте курить, ко мне!

Тренировка продолжалась...

5

За два часа до выхода в море я зашел проведать моих бандитов. Ковров вскочил, а Пелевин лежал на койке и напевал: «Николай, давай закурим, в саду девочек задурим...»

— Встать!

Он нехотя поднялся.

— Вы, кажется, думаете, что вы уже в России? — спросил я.

Пелевин ухмыльнулся, скривив губу:

— А мне — что Россия, что Германия. Вот моя родина! — Он хлопнул себя по карману. — Ради нее служу вам. Не бойтесь — не подведу.

Не стоило с ним связываться сейчас. Едва я вернулся в отель, как мне позвонили в номер из управления СД:

— Подполковник Ральф просит приехать немедленно. Машина ждет у подъезда.

Странный вызов перед самым отправлением! Захотелось хоть на минуту зайти к Анни, но я не позволил себе этой, может быть, последней радости. Спустился в вестибюль. Там ждали двое унтер‑офицеров в гестаповской форме. Они отдали честь как полагается, но это еще ничего не означало. Я увидел машину со знакомым номером и пожалел, что все‑таки не зашел к Анни. Внешне машина не отличалась от обычной, но там, внутри, перед задним сиденьем, стальные капканы, сжимающие ноги арестованного. Выдал Лемп? Или обнаружилось исчезновение подлинной Ирмы? Кто‑нибудь подслушал мой разговор с Шелагуровым? Какую еще я мог допустить ошибку?

Я открыл переднюю дверку и сел рядом с шофером. Никто не возражал, но и это ничего не значило. Машина помчалась по затемненным улицам Констанцы. Слева здание банка, за ним, в переулке, зонтичная мастерская — явочная квартира, указанная мне Дмитреску. Теперь поздно!

Ральф не поздоровался, не предложил сесть. Но даже если он заявит, что я арестован, все равно не поддамся искушению застрелить его. Пока человек жив, последний шанс не потерян. Главное сделано. Операция «Тегеран» не состоится, и эти бандиты не выполнят своей задачи в тылу флота. Вот только Анни и Шелагуров... Я уже поверил, что спасу их...

Ральф заговорил:

— Речь идет о фрау Ирме...

Вот оно! Наверно, получена радиограмма из Германии.

— Только что получена шифровка от вашего шефа.

Я сел, не ожидая приглашения:

— Какие‑нибудь изменения?

— В восточной части моря разыгрался шторм.

— При чем же здесь фрау Ирма?

— Фон Ригер сначала подтвердил прежний срок, а сейчас представляет этот вопрос на ваше усмотрение.