Какое-то время он молчал, а потом принялся биться головой о дверь и скрежетать зубами:

— Дурак, какой я дурак! Зачем я только с ним связался!

Румянцев поставил посреди кухни табурет, уселся и закурил.

— А теперь рассказывай все по порядку. Я уверен, ты мне много можешь рассказать, — предложил он парню, с удовольствием выпуская изо рта первую струйку дыма.

Груздев, хлюпая носом, начал:

— Я не собирался ее сажать на иглу… Что я, дурак? Это он, барыга, меня заставил, потому что я ему задолжал…

— Фамилия! — рявкнул Румянцев.

— Чья? — захлопал длинными ангельскими ресницами юный негодяй.

— Барыги твоего, кого же еще!

Груздев обхватил голову руками и уткнулся лицом в собственные колени.

— Прокоп его кличка, я ему столько должен, столько… Он… он меня заставил. Я не хотел ей ничего плохого…

— Дальше! — поторопил его Румянцев.

— Ну, я ей предложил один раз, другой…

— Это все было дома у Костецких? — уточнил Румянцев, стряхивая пепел на пол.

— Да, — выдавил парень. — Ее же все время пас этот… ну, Васнецов… Так что… в общем, он следил за ней вне дома, вот мы и…

— Ловко, — оценил Румянцев. — На хату ее затащить тоже барыга придумал?

— Ну да, — снова захлюпал носом Груздев. — Говорит, о битюге не беспокойся — это он о Васнецове, — его не будет. Ну, я ее туда привел, а когда она отключилась, ушел.

— Пистолет, который ты ей подложил в сумку, тоже барыга дал?

Парень только отвел взгляд в сторону.

— Отвечай! — прикрикнул Румянцев.

— Да, — осипшим голосом признался Груздев.

Румянцев порылся в кармане, вытащил пулю и гильзу и продемонстрировал все это добро Груздеву:

— А вот это, между прочим, вылетело из того самого пистолета, который ты подложил в сумку Илоны.

— Вы-вылетело?! — От страха и холода парень снова начал громко икать.

— Ну да, этой пулькой убили Васнецова, и именно по этой причине он тебе и не помешал затащить Илону на хату.

— Я… я… не у-убивал…

— Я тоже так думаю. Одно непонятно, почему ты еще до сих пор жив, петушок?

— Что? — залепетал Груздев.

— Ничего, просто мысли вслух, — туманно пояснил Румянцев.

— Вы думаете, они меня убьют? — Парень был снова близок к обмороку.

— Ну а ты как думаешь? — Румянцев посмотрел на него глазами, полными нарочитого сочувствия.

Груздев скрючился, выражение его лица стало почти дебильным, а из уголка рта тонкой струйкой потекла слюна.

— Не убивайте меня, пожалуйста, не убивайте, я отработаю, — заныл он.

— Чем, задницей? — взревел Румянцев, который взбесился от того, что этот сопляк подумал, будто он станет пачкать о него руки. — Стану я тебя убивать, и без меня найдутся желающие. Твой барыга, например. Зачем ему оставлять свидетеля в живых, тем более такую гниду. Ты же раскололся с ходу!

— Что же мне делать?

— Что-что, признаваться дальше, давать чистосердечные показания.