|
Рим боится Завещания, а я - нет. *** Путь от Палермо до Монтелепре занял на машине не более часа. Но за этот час Майкл и Андолини из городской цивилизации попали в примитивные условия сицилийской провинции. Крошечный "фиат" вел Стефан Андолини, и на послеполуденном солнце его гладко выбритые щеки и подбородок светились бесчисленными красноватыми корешочками волос. Он вел машину осторожно и не спеша, как человек, научившийся управлять автомобилем уже в немолодом возрасте. Перебираясь через высокие перевалы, "фиат" пыхтел, словно ему не хватало дыхания. На дороге их останавливали засады национальной полиции - отряды по крайней мере из двенадцати человек с броневиками, ощетинившимися пулеметами. Документы, имевшиеся у Андолини, действовали безотказно. Майклу казалось странным, что на таком малом расстоянии от большого города местность выглядела столь дикой и первозданной. Они проезжали мимо маленьких деревенек, где дома, сложенные из камня, опасно балансировали на крутых склонах. Склоны эти были тщательно возделаны и превращены в узкие поля на террасах, где аккуратными рядами росли зеленые остроконечные растения. Небольшие холмы были усыпаны бесчисленными огромными белыми валунами, наполовину погребенными среди мха и бамбука; издали они казались огромными кладбищами без надгробных скульптур. Вдоль дороги на некотором расстоянии друг от друга встречались часовенки - деревянные ящики, запертые на висячий замок, а внутри - статуи девы Марии или какого-то святого. У одной из таких часовенок Майкл увидел женщину на коленях - она молилась, а муж сидел в тележке, запряженной ослом, и тянул из бутылки вино. Стефан Андолини дотронулся рукой до плеча Майкла и сказал: - Мне приятно видеть тебя, мой дорогой брат. Ты знаешь, что семья Гильяно доводится нам родственниками? Майкл был уверен, что это ложь, - что-то в лисьей ухмылке рыжего говорило об этом. - Нет, - ответил он. - Я знаю лишь, что родители Гильяно работали у моего отца в Америке. - Как и я, - сказал Андолини. - Мы помогали строить твоему отцу дом на Лонг-Айленде. Старик Гильяно был замечательным каменщиком, и, хотя твой отец предлагал ему участвовать в деле, связанном с оливковым маслом, тот остался при своей профессии. Он работал, как негр, восемнадцать лет и копил, как еврей. Затем он вернулся на Сицилию, чтобы жить, как англичанин. Однако война и Муссолини превратили его лиры в ничто, и теперь у него лишь дом и маленький кусок земли. Он проклинает тот день, когда уехал из Америки. Они думали, что их мальчик вырастет и станет принцем, а он стал разбойником. "Фиат" поднимал тучу пыли; заросли диких груш и бамбука вдоль дороги казались призраками, гроздья груш походили на опущенные руки. В долинах виднелись оливковые рощи и виноградники. Внезапно Андолини спросил: - Ты действительно думаешь, что поможешь ему бежать? - Не знаю, - сказал Майкл. - После обеда с инспектором и доном Кроче я не знаю, что есть что. Хотят ли они, чтобы я помог? Отец говорил, что все сделает дон Кроче. Он ни разу не упоминал об инспекторе. Андолини откинул назад редеющие волосы. Бессознательно нажал на педаль газа, и "фиат" рванулся вперед. - Гильяно и дон Кроче теперь враги, - сказал он. - Но мы разработали план без участия дона Кроче. Тури и его родители рассчитывают на тебя. |
