.
Светит яркое солнце!..
Но почему радость встречи так омрачена тревогой за Ана? Почему
радость никогда не может быть полной? Ради этого дня Вилена вынесла
такие испытания - и теперь...
С необычайным изяществом пронеслись по синему небу серебристые
диски, зависли над землей и осторожно опустились на траву космодрома.
Вакуумный звездолет "Земля" остался на околоземной орбите.
Вилена бежала к одному из дисков, не зная, в котором Арсений.
Но тот оказался именно в ближнем к Вилене.
И он вышел первым.
Молча обнялись Арсений и Вилена и так стояли, словно камнем
застыли, как морячка из старой песни.
- Где же ты, мой желанный! Где же ты, мое горе! - непонятно
произнесла Вилена и спрятала лицо на груди Арсения.
Сейчас это была не знаменитая звездолетчица, не великий физик, не
признанный музыкант, это была всего лишь слабая и безмерно счастливая
женщина.
И Арсений спросил:
- А как же Ан, ваш этанянин? Это надо же!..
- Он был такой сердечный, - сказала Вилена и снова спрятала лицо
на груди Арсения. Плечи ее вздрагивали.
На стене космодрома вывесили только что опубликованный бюллетень
специальной комиссии Высшего ученого совета мира.
"Состояние здоровья этанянина Ана ухудшилось, установлено
прогрессирующее отравление организма, вызванное распадом единственной
у этанянина почки. Температура повысилась до опасного, видимо, даже
для инопланетянина предела. Дыхание участилось. Сознание гостя Земли
затуманивается.
Академик Руденко, профессор Найдорф, доктор-йог Чанджа".
"Я тороплюсь написать послание на родную Этану, ибо ощущаю,
предвижу, предчувствую неизбежный исход. На острове Юных те, кто еще
не стал протостарцем, должны узнать о моих земных впечатлениях, о моих
чаяниях, о моей мечте, рожденной Аной, нашей незабвенной
воительницей-вождем.
Ко мне пришел глубокий старец, врач, академик, как здесь принято
говорить о высшей степени учености. Он не был протостарцем по нашему
образцу. Во имя науки он погрузил себя в сон на пятьдесят лет и теперь
снова приступил к былой научной деятельности, опровергнув ошибочные
представления о "барьере поколений". Лучшие люди прошлого во всем
равны людям более совершенного общества. От академика Руденко я узнал,
что мне грозит...
Вина моя, и только моя! Неприятие, ненависть, неприспособленность
к гермошлему, который отгораживал меня от нового мира, обернулись
против меня. Я так хотел быть среди людей, более того, походить на
них! Я добился, чтобы меня снабдили фильтром, который бы пропускал
лишь нужное мне количество кислорода. И я с облегчением освободился от
шлема, но...
Не только гнетущая меня тяжесть, не позволявшая мне сравняться с
людьми в ходьбе, не только непомерное давление атмосферы, но и
враждебный микромир обрушились на меня, неприспособленное,
незащищенное инопланетное существо. |