Наверно, будь он сейчас жив, он бы сиял улыбкой, видя, что
Зуи, актер по профессии, роста небольшого. Он, С., всегда был твердо уверен,
что центр тяжести у актера должен быть расположен невысоко.
Впрочем, некрасиво писать "сиял улыбкой". Вот теперь он у меня так и
будет непрестанно ухмыляться. Как было бы чудесно, если бы на моем месте
сейчас сидел серьезный писатель. Когда я стал писать, я первым делом
поклялся, что сразу приторможу своих героев, посмей они только Усмехнуться
или Улыбнуться: ("Жаклин усмехнулась", "Ленивый толстый Брюс Браунинг кисло
улыбнулся", "Обветренное лицо капитана Миттагэссена озарилось мальчишеской
улыбкой"). Но сейчас мне никак от этого не отвязаться. Лучше уж сразу
покончить с этим делом: по-моему, у Симора была очень-очень славная улыбка,
особенно для человека с довольно неважными, даже плохими зубами. Однако его
манеру улыбаться мне не так уж трудно описать. Улыбка то появлялась, то
исчезала на его лице, без всякой связи с улыбками всех окружающих, а то и
наперекор им. И его улыбки даже в нашей нестандартной семье всегда казались
неожиданными. Симор мог, например, сидеть с серьезным, чтобы не сказать,
похоронным лицом, когда маленький именинник тушил свечи на своем именинном
пироге. А с другой стороны, он мог весь просиять от восторга, когда кто-то
из младших ребят показывал ему, как он или она раскровянили себе плечо,
заплывая под лодку. Мне кажется, что светская улыбка ему вообще была
несвойственна, и все же, говоря точно (хотя, быть может, несколько
пристрастно), любое выражение его лица казалось вполне естественным.
Конечно, его "улыбка-над-расцарапанным-плечом" могла взбесить тебя, если
царапина досталась именно т_в_о_е_м_у плечу, но эта улыбка могла и отвлечь
тебя, если это было нужно. И его мрачная мина почти никогда не портила
настроения на веселых именинах или других сборищах, так же как его ухмылки
на всяких конфирмациях или бармицвах [20]. Думаю, что в моих словах нет
никакой родственной предвзятости. Люди, которые либо совсем его не знали или
знали мало, может быть, только как участника или бывшего вундеркинда
радиопрограммы, иногда тоже т_е_р_я_л_и_с_ь от неподобающего выражения,
вернее - отсутствия подобающего выражения на его лице, но, по-моему, только
на минуту-другую. И по большей части эти "жертвы" ощущали что-то вроде
приятного любопытства - и ничуть, насколько мне помнится, на него не
обижались и не ершились. А причина тут была самая простая: полное отсутствие
у него всякого притворства. А когда он совсем возмужал - и тут я уже говорю
как пристрастный брат, - не было во всем центре Нью-Йорка взрослого человека
с более искренним беззащитным выражением лица. Только в те разы, когда он
нарочно хотел позабавить кого-нибудь из наших родных, я вспоминаю, как он
притворялся, играл. Однако так бывало далеко не каждый день. |