— Андрюш, — попросил Вася, — не говори моим… Ладно?

— Не скажу.

— Аль, и ты…

— Будь спок, — устало сказал Алька, глядя перед собой, — Алька умеет хранить тайны.

Андрюшка кинул на плечо совсем сморщенный, перевалившийся на две части матрац и понёс на берег. В двух шагах от него брёл Вася, на него вдруг навалилась слабость, и он едва передвигал ноги, но крепился: никто, никто не должен догадаться о том, что случилось в море.

За ними на берег вышел Алька. Он чувствовал огромное облегчение, что всё обошлось, и клял себя за всё, что сделал. Как смог он пойти на это? Как теперь он будет смотреть в глаза Васи?

Вдруг Алька увидел мать. Она медленно ходила в своём ярком купальнике с блестящей цепью на поясе вдоль кромки моря и пристально вглядывалась в гальку под ногами. Будто искала камешки, но Алька-то знал, что у неё никогда не хватит терпения искать эти камни. И всё-таки она что-то искала! Что?

Альке сейчас было не до неё, и он побежал к ребятам.

— Изрядная пробоина, — сказал Андрюшка, рассматривая совсем уже бездыханный матрац, и остановил на Альке долгий, внимательный взгляд. — Сантиметра два… И ровненькая, будто ножницами… Даже странно как-то…

— Ерунда! В мастерскую надо отнести — запросто заклеят! — стал жарко уверять Алька. — Поставят латку и возьмут копеек пятьдесят — не больше…

Глава 26. Кольцо

Хотя Алька и обещал не говорить Васиным родителям о случившемся, Вася не очень верил ему: может ради красного словца и ляпнуть. Поэтому он был рад, что Алькино семейство запаздывало к обеду. Успеть бы поесть без них! Вася быстро расправился с первым, но, к несчастью, пришлось долго ждать второе… Всегда вот так: когда что-то срочно нужно, оно запаздывает, и наоборот.

— Где же наши соседи? — спросила мама. — Они всегда такие аккуратные.

— Успокойся, идут, — сказал папа, и Вася тревожно задвигался на стуле.

Впереди, как всегда, любезно кланяясь и здороваясь с сидящими за столами, через зал шёл Виктор Михайлович, за ним — жена, их старые родители, а уж в конце шагало младшее поколение. Однако заключал шествие, как следовало бы, не самый младший, Ромка, а Тая.

До сих пор Алька был не совсем понятен Васе. Он вроде бы и щедрый и весёлый, но и заносчивый; он и не трус и может быть настоящим другом, но и насмешливый, и нахальный, и презрительный, и возможно даже, мстительный, и любит порабощать тех, кто слабей его. Какой же он всё-таки?

И вдруг у Васи мелькнуло: вот бы познакомить Альку с Иваном Степановичем! Может, захотел бы написать его портрет… Уж дед разобрался бы, какой он, и Васе стало бы понятней, что он за человек.

Всё Алькино семейство уселось за стол молча, без обычных шуточек и пересмешек. Лица были усталые и хмурые. Вера Аркадьевна, ещё утром, ещё два часа назад такая счастливая, яркая и красивая, сейчас непонятно потускнела, потеряла живость, будто лишилась всех красок.

Какое несчастье может случиться здесь?

Одна лишь Тая не изменилась. Её черные бойкие глаза посверкивали даже ярче обычного, в губах пряталась улыбка, и она дружелюбно поглядывала на Васю.

Мама с папой сразу почувствовали настроение соседей, и от Васи не могло укрыться, как мама несколько раз порывалась спросить, в чём дело. Да не решилась. И Вася отлично понимал маму: она не хотела каким-нибудь неуместным вопросом задеть, обидеть соседей.