Она знала лишь одно: если сейчас рухнет небо и весь мир полетит в тартарары, она этого и не заметит. Все на свете потеряло для нее значение и смысл — все, кроме их любви.
Вечерние тени уже сгустились в спальне, когда Хадсон наконец приподнял ее бедра и вошел в нее одним точным движением. Марианна застонала, почувствовав мгновенную боль, но Хадсон заглушил ее стон поцелуем. Дав ей время привыкнуть к нему, он начал двигаться — медленно и осторожно, чтобы не причинить своей невинной жене новой боли.
Марианна не верила себе, ей казалось, что все это сон. «Свершилось! — думала она. — Свершилось — мы стали одним целым, и я жива, я не умерла от счастья в ту же секунду!» Верно, она была жива, более того — сама ритмично двигалась ему навстречу. Хадсон входил в нее все сильнее, все глубже, и наконец оба слились в едином порыве совершенного наслаждения.
Марианна не слышала, как выкрикивала его имя, когда мир вокруг нее взорвался и рассыпался яркими брызгами; не слышал и Хадсон, как звал ее, когда перед глазами у него вспыхнули звезды.
Медленно, очень медленно Марианна возвращалась из счастливого забытья: голова ее покоилась на могучей груди Хадсона, ноги их были сплетены, словно муж и жена и вправду стали «одной плотью».
Должно быть, она задремала. А когда снова открыла глаза, за окном уже разгорался рассвет. Хадсон по-прежнему обвивал ее сильными руками; рядом с ним Марианна чувствовала себя спокойно и счастливо. Она и не помнила, когда в последний раз так безмятежно спала. И вдруг ужасная мысль поразила ее, грубо вырвав из мира счастливых грез и вернув к реальности.
Она застыла, а затем осторожно высвободилась из теплых объятий Хадсона.
Что она наделала? Господи, что же она натворила?
Как могла так безоглядно отдаться ему? Пусть она теперь его жена и должна выполнять супружеские обязанности, но неужели нельзя было притвориться, что ей это не доставляет никакого удовольствия? Нет, она отдалась ему не только телом, но и сердцем и душой — а значит, их неизбежное расставание станет для Хадсона гораздо тяжелее. Дрожь ужаса охватила Марианну. Как теперь ей уйти от него?
— Куда это ты?
Голос Хадсона звучал устало, но счастливо. Марианна замерла на краю кровати, прижав руки к груди.
— Я… мне нужно в ванную, — наконец выдавила она.
Хадсон приподнялся на локте, вид его мускулистой груди заставил ее задержать дыхание.
— Поскорее возвращайся, милая.
«Милая…» Марианна застыла, смятенно глядя в его любящие глаза. Он, должно быть, приписывает ее смущение застенчивости, девичьей робости, но сейчас Марианне было не до таких тонкостей. Сейчас не время стесняться и робеть. Она наконец скажет Хадсону то, в чем должна была признаться еще два года назад. Тогда промолчала — и оба они запутались в паутине полуправд и недомолвок, приведших к сегодняшней катастрофе. Но теперь пора исправить ошибку.
— Анни! — Он вгляделся в ее лицо, и улыбка уступила место озабоченности. — Что с тобой?
— Я не могу здесь оставаться! — в отчаянии выпалила Марианна.
— Здесь? В отеле? — в недоумении переспросил Хадсон. — Что тебе здесь не нравится? Что изменилось со вчерашнего дня?
— Нет, ты меня не понял. Не в отеле. — Марианна с трудом сглотнула. — Я… — Она закрыла глаза, чтобы не видеть его лица, когда она сообщит ему эту страшную весть. — Я не могу оставаться с тобой, как твоя жена.
Она ждала немедленного ответа, может быть, движения к ней, но в спальне воцарилось молчание. Наконец, не выдержав ожидания, Марианна открыла глаза.
Хадсон молча смотрел на нее, и лицо его было непроницаемым.
— Еще вчера я бы согласился отпустить тебя, Анни, — заговорил он, и сердце Марианны отчаянно забилось, — но сегодня — нет. |