|
Нет, он был и раньше, прятался, рос в утробе другого самого важного на свете человека, но именно в начале осени он обрел голосок, плачущий и недовольный, открыл глазки, почувствовал мое прикосновение, дал почувствовать себя... Было ли это счастьем? Да. Остается ли это счастьем? Без сомнения. Я не хочу уходить, оставлять их, однако знаю, что о них позаботятся, пока муж и отец будет возвращать свой долг. И в этом тоже нет сомнения — я должен идти к Мальцеву, в жилую зону Пролетарской, должен отплатить честностью за добро. Жена поняла, просила лишь беречь себя, а еще... передать «спасибо».
Луна благоволит мне, ухмыляется с неба, гипнотизируя Красоток. Низкий тебе поклон, небесная заступница. Однако я должен торопиться, не все на небе настроены ко мне столь благодушно, тяжелые иссиня-черные тучи, напитанные отравленной осенней влагой, спешат к ночному светилу. Подгоняемые злым ветром, они высасывают из пространства слабый отраженный свет, с каждой секундой заслоняя небосклон все сильнее. Бегу. На ходу огибаю застывшие статуи Красоток, лавирую между ними, проклиная их несметное количество. Чувствую, как статуи теряют неподвижность, медленно, но неизбежно в них возвращается жизнь, означающая мою смерть. Луна, продержись еще пару минут, прошу, милая! Кидаю мимолетный взгляд наверх и тут же сбиваю дыхание: тучи уже наползают на желтый лик светила, лишая меня столь нужного времени. Ускоряюсь, выкладываюсь перед воображаемым финишем по полной, на сто процентов, на все двести, на тысячу... И все равно не успеваю. Скатываюсь по разбитым ступеням в подвал заводского корпуса, укрываюсь там от наступившей темноты. Луна проиграла, захлебнулась не своим светом в смраде поганых туч. Я смотрю в крохотное зарешеченное окно, умоляя ее пробиться сквозь черную броню осенней грозы, взглянуть еще раз на бренную землю, озарить унылую поверхность хоть на пару минут... Губительный рассвет хоронит ночь, старшая сестра — Солнце — сменяет юную Луну на небесном посту. Часы ожидания тянутся с садистской бесконечностью, минута за минутой скрадывая двадцать пятое сентября. День — запретное время суток, его свет убивает нас... Нужно поспать и отдохнуть, до сумерек я беспомощен, однако уснуть не могу, слежу за секундной стрелкой, как зачарованный. ТИК — длинная тонкая стрелка вздрагивает и нехотя сдвигается на одно деление. Замирает. ТАК. Новое усилие, новый шаг. ТИК-ТАК, ТИК-ТАК, медленный бег по извечному кругу. ТИК... ТАК. Просыпаюсь, когда проем окна в подвале заполняется робкой, еще не вступившей в свои права, темнотой. Состарившийся за день свет на глазах дряхлеет и мучительно умирает за невидимым горизонтом. Луна, ночная красавица, твой выход! Однако капризная дама не слышит меня, прячется где-то в низких облаках, дразнит глупого человека. Не будь сукой, прошу, покажись хоть ненадолго, мне хватит нескольких минут, чтобы добраться до туннеля! Она снисходит до моих молитв лишь к утру следующего дня. Кокетливо выглядывает в разрыв между туч. И я тут же срываюсь с места. Бегу, бегу, бегу — пока не оставляю за спиной герму и охраняемый мертвецами пост. Доблестные дозорные, это снова я, в третий раз тревожу ваш покой... Не гневитесь, пропустите, я иду служить вашей станции! Электрический свет больше не играет со мной в свои причудливые игры. Узнал меня? Хорошо, что никто не отвечает вслух, лучший ответ — это безжизненные, пыльные лампы, покоящиеся в прозрачных плафонах-саркофагах. Иду, чувствую, бежать нельзя, не стоит злоупотреблять нежданным гостеприимством проклятого туннеля. Осторожность и медлительность — моя вежливость. — Таки явился?! — блокпост станции встречает меня удивленным окриком. Единственный дозорный машет рукой: — Ходу, фраерок, не столбычь! Тама замес ацкий, сходняк рамсит Денисыча за беспонтовое кидалово с общаком... Дуй за мной, выручать его срочняком надо, он-то башкой за тебя, залетного, чуть не проотвечался! Мое опоздание может дорого выйти поручившемуся за меня Мальцеву — вот как это переводится на человеческий язык. |
