— Нет, снова не «айс», — не унимался бригадир. — Бежать от проблемы...
— Митрич, ладно тебе. Чего к парню привязался-то?
— Не мешать! — цыкнул бригадир. — Бежать от проблемы — дело нехитрое. Пускай герой преодолевает ее, решает!
Рассказчик поглядел на активно жестикулирующего начальника бригады и прищурился:
— Три дня и три ночи отсутствовал Пётр на станции. «Погиб», — поговаривали соседи. «Сбежал», — думало Зло. На четвертые же сутки дошел до жителей станции слух о том, что Пётр вернулся. «Да не пустой — Книгу Судьбы, сказывают, в Полис доставил. Торговался с браминами долго, получил награду немыслимую, а теперь обратно путь держит... к жене и детишкам своим». Обрадовалось Зло, село у палатки супруга дожидаться, а само барыши вырученные в голове прикидывает: что, как и на что потратить.
Вечером прибыл Пётр. Выехал из туннеля на дрезине грузовой, сошел на платформу и — сразу к шатру. «Отдавай-ка детей моих! — говорит. — Сама же убирайся прочь, надоело произвол терпеть да под дудку бабскую пританцовывать!» Онемело Зло, не поверило. А когда увидело, что разбирают палатку, пожитки в дрезину укладывают, белугой завыло. «На кого ты меня и за что ты меня? Неужели не стыдно так с женщиной? Как я в суд пойду, в Орден напишу: отобью родимых малюточек, а тебя, подлеца неуемного, в Берилаг сошлют да там выдерут!»
Не испугался Пётр, отодвинул Зло сильной рукой да детишек своих в Полис вывез. Там они и остались жить. И никакие кляузы Зла к начальству действия не возымели...
Внезапно вспыхнувшие лампы заставили всех зажмуриться. Мастерская довольно задвигалась, загудела — не зря ждали, значит. С прищуром на один глаз или вовсе загородившись ладонью, работяги возвращались к прерванным темнотой делам.
— А где рассказчик-то?! — бригадир уставился на опустевший верстак прямо перед собой. — Эй, кто здесь только что стоял?
Люди расходились по своим местам, едва обращая на него внимание.
— Кто, спрашиваю, на стол забирался?!
— Митрич, какая разница. Свет дали, работа...
Бригадир, расталкивая оружейников, начал продираться в глубь мастерских.
— Что это он? — в дверном проеме показалось раскрасневшееся лицо запыхавшегося посыльного. Работяга ответил, пожав плечами:
— Мужика ищет какого-то... сказку тут один рассказывал.
Вестовой приподнялся, высматривая растворившегося в толпе бригадира.
— Про что сказка-то?
Оружейник задумался, поскреб подбородок и, расплывшись в щербатой ухмылке, ответил:
— Про любоф-ф-ф...
Андрей Гребенщиков, Ольга Швецова
СПАСИ И СОХРАНИ
Застывшие клубы серого тумана, мертвое движение, прервавшееся без всякой причины. Рухнувшие с небес облака — сумрачные, почти грозовые — разбились о твердь уральских гор, распластались по ним, заполнив видимое и невидимое пространство. Ощущение нарождающегося, готового сорваться с уст крика — тишина, абсолютная, непререкаемая, звенит, терзая барабанные перепонки, но никак не наполнится звуком. Тишина ждет, тишина мечтает исторгнуть из себя мучительную, неслышимую вибрацию, обратить ее в высказанное слово, в стон, в излитую, обретшую форму боль.
Но здесь ничего не рождается и ничего не умирает. Пустыня, вакуум для жизни, для слов и света. Кладбищенский покой, укутанный в серый саван.
Пояс Щорса — аномалия на теле погребенного под радиоактивной пылью Екатеринбурга, последний приют для тех, кто приговорен лучевой болезнью. |