Изменить размер шрифта - +
Какой ерундой и мелочью показались собственные мысли о приятеле, охраннике каравана, который никак не торопится назад. Они только и успели, что приглядеться друг к другу. А Юля своего мужа уже и не надеется увидеть снова. Нет, надеется, но слов «караван задерживается», «опаздывает», «непредвиденная остановка в пути» она не слышит, все жители станции осторожно выражаются именно так, опасаясь накликать беду. Сказанное слово — материально, говорила Наташина мама... А вдруг и в самом деле что-то случилось? Стоять на пороге, пригнувшись, было ужасно неудобно, да и те вопросы, которые привели ее к подруге, теперь заданы не будут. Что она может сделать? Только плакать вместе. Наталья всхлипнула, присела на край кровати.

  Юль, они обязательно вернутся... Все вернутся, правда!

Ведь слово материально, так мама говорила...

 

Сколько прошло времени? Что даст этот подсчет оборотов стрелки часов? Ожидание убивало, Юлия не могла спать — лишь один сон преследовал ее наяву: Володя, благополучно вернувшийся домой. Когда больше не было сил сидеть без движения на кровати, она бежала на платформу и вглядывалась в туннель. Оттуда тянуло сырым сквозняком, еле слышно доносились голоса с поста. И всё... Она стояла, прислонившись щекой к полированному мрамору стены, пока держали ноги. Кто-то заговаривал с ней, но она уже не понимала слов, смысл их терялся. До сознания доходили обрывки: «третий день», «вернутся», «на Чкаловской». Юля, едва взглянув на собеседника, рассеянно кивала, тут же поворачиваясь к темной сырой мгле, чтобы не пропустить ни звука. Если он вдруг послышится оттуда. Нет, никаких «если»! Надо просто еще немного подождать...

 

Он так не любил оставаться один... Тогда, в мирной жизни, Юлии случалось приходить домой поздно. И она возвращалась в пустую квартиру, ведь Володя, такой нетерпеливый, уже искал ее. Время, проведенное не вместе, выпадало из их жизни. Володя это чувствовал. Теперь почувствовала и она. Каким растерянным он выглядел, когда шел по улице, оглядываясь по сторонам, и как сразу менялось его лицо, когда он видел Юлию. Что делает вдруг другого человека единственным во всем мире? Даже не единственным среди других, а просто — единственным, ради чего стоило бы жить. Кроме Владимира ничего не осталось. Сколько же можно сидеть на кровати, без единой мысли в голове, потому что ни о чем думать уже не можешь? Ни о чем другом, только... Узнавать его в каждом, проходящем мимо, даже отдаленное сходство заставляет сердце биться чаще, а потом понимаешь — не он. Понимаешь потом, а сердцем чувствуешь сразу. Просто очень хочется поверить.

Ей казалось, что она провалится в сон, только коснувшись головой подушки... Не получалось заснуть больше чем на секунду — закрывая глаза, она ощущала какой-то черный водоворот, который затягивал в глубину, но, сделав круг, выбрасывал обратно. Перед Юлией проносились обрывки сна, ей мерещились голоса, части слов, смысла которых она не успевала осознать... Пробовала заснуть снова, но тут же просыпалась, и звуки, только что слышимые во сне, опять становились обычным шумом станции. Нервы, натянутые как струна, не давали успокоиться и расслабиться даже на короткое время так необходимого ей отдыха. Надо спать. Хоть немного. Подруга убедила ее в этом, повторяя просьбу непрерывно. Но как? Кажется, на этот раз сон продлился чуть дольше, Юлия увидела Володю... В туннеле, где происходило что-то необъяснимое, она словно оказалась там рядом с ним. Почему он оглядывается по сторонам, ищет... что? И нет вокруг караванщиков, все пропали куда-то, Володя остался один. Во сне она потянулась к нему, он как будто знал об ее присутствии, но не мог увидеть, на ощупь двигался вдоль стены, снова искал... Где же Юля? Где она? И нет сил отозваться, как всегда во сне, когда хочешь что-то сделать, но не можешь. Там было что-то сокрытое от ее глаз.

Быстрый переход