Тёмка походил по комнате из угла в угол, глянул на полку с книгами. Там, среди неинтересных и скучных книжек отца, стоял сборник поэзии, который перекочевал вместе с ними с Новочеркасской. Когда-то мать читала ему эту книжку, объясняла, что такое парус, море, туман и другие непонятные слова, прививая любовь к всему новому. Во время конфликта с веганцами ее не стало, и Тёмка с отцом переехал на Проспект Большевиков. Мальчик постоянно перечитывал этот сборник, вспоминая маму и ее интересные рассказы.

 Сейчас читать совершенно не хотелось. С одной стороны из-за Дегенки с пацанами, а с другой — из-за отца. Его никогда не было дома. Он объяснял, конечно же, все это нехваткой времени и большим количеством работы, но Тёмка не хотел верить. Он еще не простил отцу переезда, который, как снег на голову, после смерти матери свалился на мальчика. Пришлось рвать общение с друзьями, входить в новое, незнакомое общество... Слова, что все делается для блага мальчика, так как отношения Вегана и Оккервиля обострились, не возымели на Тёмку никакого действия.

 Делать было совершенно нечего. Читать не хотелось, есть тоже, а о том, чтобы пообщаться со сверстниками — тем более разговора не было, поэтому Тёмка не придумал ничего лучшего, как пойти погулять. Он вновь натянул старенький пуховик, вязаную шапку и выскочил на платформу.

 Определив по шуму, где больше народа, он побрел в противоположную сторону, где тишина могла успокоить его.

 Один из туннелей, ведущих в сторону Дыбенко, был заброшен, в отличие от остальных, не охранялся и не освещался, да и рядом никто не шатался. Тишина здесь была максимальная. Нет, конечно, звуки доносились из других концов станции, но как-то тускло, еле различимо.

 На краю платформы лежали какие-то доски. Тёмка уселся на них и стал всматриваться в темноту, которая буквально в паре метров становилась настолько непроницаемой, что взгляд в ней буквально утопал. Одиночество здесь ощущалось с удвоенной силой и заставляло мысли снова и снова возвращаться в прошлое.

Мальчик сидел так довольно долго, пока не увидел ее. Девочку, примерно его возраста, одетую в клетчатое пальтишко, теплые выцветшие колготки и странную шляпку с бантами и лентами, из-под которой выбивались тоненькие косички. Она явно думала о чем-то своем — личико отстраненное, блуждающий взгляд.

Не обращая внимания на Тёмку, она подошла к краю перрона, спрыгнула на пути и зашагала прямиком в темный туннель.

—  Ты куда? — вырвалось у мальчика. Он был очень удивлен, что девочка бродит по запретным местам вот так запросто, без взрослых. — Туда же нельзя!

Девочка замерла, потом обернулась, долго рассматривала Тёмку, а затем тоненьким голоском вопросила:

—  Кто сказал?

—  Так это... — Тёмка не нашелся, что ответить.

—  Кто тебе сказал, что туда нельзя? Не сам же ты это придумал.

—  Слушай, — вздохнул мальчик, — ну все же знают, что нельзя ходить в темноту без взрослых.

—  Все страньше и страньше, — девочка пожала плечами и достала что-то из кармана пальто. — Какая темнота, если у меня фонарик есть?!

—  Все равно нельзя! — упрямо насупился Тёмка. — Туннели опасны, особенно для детей.

—  Этот нет, — прервала его девочка, замотав головой, отчего ленточки на шляпке слегка зашелестели при движении. — Я его вдоль и поперек исходила. Там дальше завал. И никакой опасности нет. Зато...

—  Как это нет? — воскликнул Тёмка. — А завал? А если еще будет?

—  Не-а, — серьезно ответила девочка. — Не будет. Мне синяя гусеница сказала.

—  Кто? — мальчик почувствовал, что перестает что-либо понимать.