У
хозяйки были седые волосы, крашенные хной в огненно-рыжий цвет,
когда же она приветливо улыбнулась гостю, оказалось, что и зубы
у нее ярко-красного цвета, и тем самым обнаружилось ее
пристрастие к бетелю. Мужем хозяйки был высокий мужчина с
серьезным взглядом, с не поседевшими еще длинными волосами.
Поднявшись с пола, он с царственным достоинством расправил
плечи, ответил гостю на приветствие и протянул ему расколотый
кокосовый орех; англичанин с наслаждением отпил сладковатого
молока. В угол за каменным очагом тихонько спрятался при
появлении чужого человека маленький мальчуган, и теперь там
блестели из-под копны густых черных волос испуганные и полные
любопытства глаза и мерцал на темной груди амулет из латуни --
ни одежды, ни других украшений на мальчике не было. Тяжелые
гроздья бананов были подвешены дозревать под притолокой над
входом, и нигде в этой хижине, куда свет проникал лишь через
распахнутую дверь, не видно было примет бедности, всюду
радовали глаз скромная простота и опрятность.
Слабое, повеявшее благоуханием далеких детских
воспоминаний чувство родного дома, что с такой легкостью
овладевает путешественником на чужбине при виде счастливой
семьи у домашнего очага, слабое чувство родного дома, ни разу
не коснувшееся души миссионера в бунгало Беркли, вдруг
проснулось в Эгионе, и ему подумалось, что в эту индийскую
хижину пришел он не так, как приходит путник, застигнутый
непогодой в дороге, -- нет, ему, заплутавшему на сумрачных
жизненных перепутьях, здесь наконец-то забрезжили вновь смысл и
радость естественной. Праведной, непритязательной жизни. По
тростниковой крыше хижины то шелестел, то громко стучал буйный
ливень, он стоял за порогом блестящей и плотной стеклянной
стеной.
Хозяева весело, без стеснения беседовали с необычным своим
гостем, но, когда под конец они почтительно задали вполне
естественный вопрос, какие цели и намерения привели его в их
страну, Эгион смутился и заговорил о другом. Снова, как уже не
раз, скромному юноше показалось чудовищной самонадеянностью и
дерзостью то, что он приехал сюда посланником далекого чужого
народа, приехал отнять у этих людей их бога и веру и навязать
им своих. Раньше он думал, что робость исчезнет, как только он
получше овладеет языком индусов, но сегодня с неотвратимой
ясностью осознал, что заблуждался, ибо чем лучше он понимал
этот смуглый народ, тем больше чувствовал, что он не вправе и
не желает властно вторгаться в его жизнь.
Ливень утих, мутные от тучной рыжей земли потоки катили
вниз по горбатой улочке, лучи солнца прорвались сквозь влажно
блестящие стволы пальм и слепящими яркими бликами вспыхнули на
гладких гигантских листьях банановых деревьев. |