«Сказки, тысяча и одна ночь! — восхитился Скиф. — Но где люди?»

Он зашел в лавку ростовщика, подумав, что тот никогда не оставит без присмотра своего золота и серебра.

Но ростовщика тоже не было! По прилавку были рассыпаны золотые и серебряные монеты. Скиф взял одну из них, чтобы рассмотреть, но монета неожиданно превратилась в золотую фигурку человека с воздетыми к небу ладонями и серебряным шаром. Ту самую из кожаного мешочка, что Скиф взял из руки умирающего Василька.

Неожиданно его ударила по руке чья-то нога в мягком самодельном сапоге, и мешочек упал. Скиф проснулся от боли и сел. Вокруг стояли вооруженные горцы. Автомата и боеприпасов рядом с ним уже не было. Двое бородачей держали его под прицелом.

В руке Скифа и в самом деле был кожаный мешочек. Один из горцев взял его и, открыв, издал такой вопль восторга, что все испуганно уставились на него. Решив воспользоваться моментом, Скиф вскочил на ноги, но бежать было некуда. Теперь уже несколько стволов уставилось на него. Зорко следя за ним, горцы одновременно передавали из рук в руки золотую фигурку, и каждый с восхищением произносил: «Маманда!»

Старший горец спросил:

— Откуда у тебя маманда?

— Откуда, откуда! — зло сказал Скиф. — От верблюда!

Удар приклада свалил его на землю. Второй пришелся по голове. Ему крепко связали руки, рывком подняли с земли и повели туда, где ждали стреноженные лошади.

Ольга проснулась от воя и плача: горный кишлак оплакивал погибших в схватке со Скифом, а Ольга и не подозревала, что ее спаситель так близко.

«Надзирательница» повела ее на кухню.

По дороге им встретился рыжебородый Кязим со своими душманами. Под гоготание душманов Кязим схватил Ольгу за руку. Она стала вырываться… Неожиданно все смолкли. Прокатилось едва уловимое: «Хабибулла, Хабибулла…» Кязим отпустил Ольгу.

Появился смуглый мужчина в окружении охранников. Его лицо с правильными чертами, аккуратно подстриженными бородой и усами можно было бы назвать привлекательным, если бы не жестокое выражение глубоко посаженных черных глаз. Он не спеша приблизился к Ольге и стал рассматривать ее с нескрываемым любопытством. Прищурив глаза, насмешливо спросил:

— Куда идешь?

Ольгу удивил его хороший русский язык, но она вспомнила из рассказов Скифа, что Хабибулла — выходец из бедной семьи, до войны был активным сторонником народной власти и учился в Москве.

— На кухню! — ответила Ольга на пушту.

Хабибулла на мгновение потерял свою невозмутимость.

Душманы с невольным уважением расступились, давая дорогу русской женщине, которая говорила на их языке.

Но, оказывается, почтение она внушила не всем…

Кухня расположилась под открытым небом за сложенным из камня низким забором, где среди котлов копошились женщины в чадрах.

Женщины готовили ширкавак — что-то вроде каши на молоке из тыквы и риса. Ольга, как и в прошлый раз, делала то одно, то другое. Работа заглушала тоску и страх.

На сей раз ее послали в курятник за яйцами. Яиц было много, разыскивать их не пришлось, и, быстро наполнив корзину, Ольга направилась к выходу… Вдруг в проеме двери, загораживая свет, возникла фигура Кязима.

Ольга замерла. Кязим стоял, пожирая ее взглядом. Опомнившись, она стала лихорадочно соображать, что делать. Рыжебородый двинулся на нее, широко расставив руки:

— Ну, иди ко мне скорей!

— Зачем же спешить? — как можно спокойнее ответила Ольга.