— Ах, эта пустословная декларация почитается вами за основание требовать деньги. По-моему, это просто брехня. Знаете, как говорят, собака лает — ветер носит. Давайте говорить строгими категориями: вы, господин Яковлев, скопец?

— Мои религиозные чувства здесь обсуждаться не будут.

— А я не о чувствах говорю. Я говорю сугубо о фактах. Согласно распоряжению Императора Александра Второго, все оскоплённые лица должны иметь соответствующую отметку в паспорте. В вашем паспорте есть таковая отметка?

Яковлев молчал. Шумилов выждал несколько секунд и, убедившись, что ответа не последует, продолжил:

— Я могу обратиться с официальным запросом в полицию. Но на самом деле я прекрасно знаю, что в вашем паспорте нет отметки о вашем оскоплении. Потому что на самом деле вы вовсе не кастрат. Я это вижу по цвету вашего лица, поскольку о таких вещах можно с уверенностью судить по цвету кожи. Итак, вы не кастрат! Ваш спутник, господин Тетерин, также не кастрирован в силу очевидных невооружённому глазу особенностей его могучего телосложения. Что же получается: в этот дом входят два человека, которые заявляют, что они представляют интересы общества скопцов, но при этом сами они скопцами не являются! И эти два странных человека вдруг начинают требовать денег. Гм-м-м… Как-то это подозрительно выглядит. По-моему, эти люди просто-напросто брутальные мошенники.

Шумилов повернулся к Василию Соковникову и осведомился у него:

— У вас, часом, такое чувство не возникает?

— Я ни слова не сказал о скопцах, — негромко и внушительно парировал Яковлев. — Хватит ломать комедию, господин поверенный.

— Ах, простите, я вас оклеветал! Не хотелось бы возводить на вас напраслину, так что примите мои извинения. Для того, чтобы покончить с вашей конфессиональной анонимностью, давайте поставим вопрос так: господин Яковлев, та община, которую вы, якобы, тут представляете, имеет надлежащую аккредитацию в Градоначальстве и в Департаменте иностранных исповеданий Святейшего Синода? Если да, то мы желали бы обратиться к правлению этой общины с целью проверки сделанных вами здесь заявлений. Хотелось бы удостовериться в том, что религиозное общество действительно уполномочило вас подобным… м-м… необычным образом пополнять его кассу.

— Вам верно кажется, господин Шумилов, что вы очень умны? — мрачно процедил Яковлев.

— Немного не так. Это вам кажется, что вы очень умны. Я же пытаюсь доказать полную абсурдность всех ваших утверждений и намерений получить в этом доме деньги.

— Наши утверждения основаны на понятиях добра, человеческой благодарности и…

— …и?

— И воздаяния.

— Пока что все ваши утверждения основываются только на демагогии.

— Тем не менее, господин Соковников прекрасно знает, что я прав. Это знал и его дядя, Николай Назарович, много помогавший нам, это знает и сам Василий Александрович.

— По-моему вы клевещете на Николая Назаровича, — Шумилов не сдержал усмешки. От него не укрылось, как вспыхнул Яковлев при этих словах, однако, купец тут же взял себя в руки.

— Вы, господин Шумилов, не можете судить о том, чего не знаете, — важно парировал Яковлев.

— Ой ли? Николай Назарович не мог испытывать добрых чувств к секте, чьи члены насильственно осуществили над ним изуверскую калечащую операцию. Он не испытывал добрых чувств и к брату Михаилу, про которого точно знал, что тот не является его родным братом. Михаил Назарович хотя и был богатым скопцом, но деньги Николая к нему не имели ни малейшего отношения.