В четверть второго часа он подъехал в коляске прямо к террасе дома Соковникова. Алексей не успел даже зайти в дом, как ему навстречу вышел сам Василий Александрович: стало быть, ждал его появления у окна.

— Ну-с, что? как всё прошло? — спросил он встревоженно, позабыв даже поздороваться.

— Не нашёл ничего ценного, — сразу же признался Шумилов, решив не мучить собеседника. — Единственная любопытная находка — паспорт на некую Анастасию Владимировну Базарову, даму давадцативосьмилетнего возраста. Сдаётся мне — это его дочь. Вы что-нибудь о ней слышали?

— Нет, истинный крест! Я всегда думал, что он одинок, и что семьи у него нет.

— Видимо, это не так. Данное открытие лишний раз доказывает, что Владимир Викторович — человек «с двойным дном». Он скрытен, осторожен, умён. Я подумаю, как можно эту даму «приложить» к нашей истории. Возможно, для неё в базаровской мизансцене тоже есть место. А теперь расскажите вы, как прошло собрание слуг?

— Полагаю, прекрасно. Всё выглядело в высшей степени натурально, я бы даже сказал, по-доброму. Я собрал слуг, объявил им об аресте Селивёрстова… все, конечно, ахнули. Я продолжил и сказал, что желал бы восстановить по часам события 25 и 26 августа вплоть до моего приезда — кто и чем занимался в эти дни. Сел и принялся записывать рассказы каждого. Слуги вспоминали, между собою спорили, когда воспоминания не совпадали. Любопытно было послушать. В конце концов, я объявил, что доверяю им и не думаю о них плохо, но требую верности. Пообещал поднять жалование в два раза, сказал, что знаю о притеснениях Николая Назаровича, но так вести себя с ними не буду, поэтому пусть они свои чувства к дядюшке не переносят на меня. Все присутствовавшие очень растрогались.

— Что ж, очень толково выстроен разговор, ничего не скажешь. Что-то интересное в рассказах слуг о событиях тех дней вы услышали?

— Нет, ровным счётом ничего такого, чего бы я не знал.

— А как же вёл себя Базаров?

— Очень спокоен был, помалкивал, блаженно улыбался, таким, знаете ли, дедушкой-херувимчиком предстал! Пока его не спросят — молчал… Но остальных слушал очень внимательно. В окошко, кстати, поглядывал, эдак, невзначай. Никто больше не смотрел в окна, а вот он смотрел.

— Ничего, ничего, он, конечно, хитрован, да только ежели Бог даст, то мы его и на кривой козе объедем, — заверил Шумилов. — Я сейчас отправляюсь в столицу и по мере поступления новостей буду вам либо срочные письма слать, либо сам подъеду.

— Возможно, я сам заеду к вам на квартиру. В ближайшие дни у меня будут поездки в город, — в свою очередь заметил Соковников.

С тем и расстались.

Шумилов прекрасно понимал, что паспорт дочери Базаров вовсе не зря держал при себе, причём так старательно запрятанным. Что-то за всем этим стояло. Размышляя над сделанным во время обыска открытием и пытаясь внятно сформулировать причину внутреннего беспокойства, Алексей понял, что наличие зашитого в подкладку паспорта свидетельствует о каком-то серьёзном неблагополучии дочери. В самом деле, для того, чтобы жить в Петербурге, надо предъявлять либо паспорт, либо вид на жительство управляющему домом; на основании этих документов должен заполняться особый адресный лист, который передаётся в полицию и далее по команде поступает в адресный стол. Жена и малолетние дети согласно правилам оформляются отдельным адресным листом, но если они всю жизнь проживают в одном месте, не передвигаются по железной дороге, не меняют квартиры, не принимают участия в совершении каких-либо финансовых операций либо имущественных сделок, то спокойно могут обходиться без выправления паспорта хоть всю жизнь. В Российской Империи не существовало всеобщей паспортизации.